Русская эмиграция в Маньчжурии: планы вооружённой борьбы с Советским Союзом в 1920-е годы

M.V. KROTOVA — «Revitalisation of the White Guards’ activities is caused by… deterioration of the international situation of the USSR». Russian emigration to Manchuria: plans of the armed struggle against the Soviet Union in the 1920s

Аннотация. В статье на основании ранее неизвестных архивных документов рассматриваются антисоветская деятельность русской эмиграции в Маньчжурии в 1920-х годах и её планы вооружённого выступления на советском Дальнем Востоке.

Summary. On the basis of previously unknown archival documents the article considers the anti-Soviet activities of the Russian emigration in Manchuria in the 1920s and its armed action plans in the Soviet Far East.

РУССКОЕ ВОЕННОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ

 

КРОТОВА Мария Владимировна — доцент кафедры истории и политологии Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов (СПбГЭУ), кандидат исторических наук

(Санкт-Петербург. E-mail: mari_krot@mail.ru)

 

«ОЖИВЛЕНИЕ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ БЕЛОГВАРДЕЙЦЕВ ВЫЗВАНО… УХУДШЕНИЕМ МЕЖДУНАРОДНОГО ПОЛОЖЕНИЯ СССР»

Русская эмиграция в Маньчжурии: планы вооружённой борьбы с Советским Союзом в 1920-е годы

 

В августовском выпуске «Военно-исторического журнала» за 2013 год была опубликована статья Е.Н. Наземцевой об особенностях антисоветской деятельности русской военной эмиграции на Дальнем Востоке и усилиях генерал-лейтенанта А.С. Лукомского по её консолидации. В предлагаемой вниманию читателей статье журнал продолжает данную тему, рассказывая о том периоде, когда главная роль в объединении дальневосточных белогвардейских сил перешла к генерал-лейтенанту Д.Л. Хорвату.

Поражение белых армии в ходе Гражданской войны в Сибири и на Дальнем Востоке повлекло за собой образование в Маньчжурии значительной эмигрантской колонии. В докладе «О положении на Дальнем Востоке» от 1 июня 1927 года, составленном для Русского общевоинского союза (РОВС), говорилось, что в полосе отчуждения КВЖД и прилегающих к ней районах находилось около 20 тыс. военных, половину из которых, в случае антибольшевистского выступления, можно было снова привлечь к службе1. Однако организация подобного выступления на тот период осложнялась рядом обстоятельств.

До середины 1920-х годов на Дальнем Востоке наблюдался относительный период затишья, связанный с дипломатическими успехами СССР в Маньчжурии и активной «советизацией» русского населения в полосе отчуждения КВЖД. Среди эмиграции царила растерянность, у неё не было авторитетного лидера, и хотя и в самой Маньчжурии, и в полосе отчуждения действовало несколько десятков политических и общественных эмигрантских организаций, ни одна из них не имела серьёзного влияния: всё тонуло в бесконечных спорах, интригах, борьбе за приоритеты. В этих условиях большинство эмигрантов занимались элементарным выживанием. Бывший каппелевец В.А. Морозов, объясняя причины этой политической инертности, писал в своих воспоминаниях: «Первые три—пять лет своего существования эмиграция “устраивалась”, создавала свои жизненные условия, и общественная жизнь её не интересовала. Не до того было. Эмигрантская масса, как всегда, искала покоя и хотела приносить как можно меньше жертв. <…> Нужны были какие-то идеи и люди, их исповедующие и разъясняющие, чтобы эмиграция сдвинулась с места. А эти идеи и люди обнаружились не сразу»2. К тому же подавляющее большинство жителей советского Дальнего Востока враждебно относились к белым. Генерал В.Д. Косьмин считал, что нужно было сначала заручиться поддержкой населения, «привлечь в свои ряды как многочисленное офицерство, находящееся в Красной Армии, так и всю массу красноармейцев, из которых, в сущности, и должна состоять наша армия, т[ак] к[ак] своих людей у нас мало»3.

В силу этого антибольшевистская работа в Маньчжурии ограничивалась выпадами против СССР в эмигрантской прессе, распространением листовок антисоветского содержания во время праздников 1 мая и 7 ноября, а также отдельными террористическими актами и вылазками вооружённых групп на советскую территорию. Однако руководство РОВС в Париже не одобряло подобные выступления, считая их выгодными «только для большевиков», и требовало тщательной подготовки кадров для развёрнутой антикоммунистической борьбы. Генерал-лейтенант барон А.П. Будберг в письме от 17 сентября 1925 года генерал-лейтенанту А.С. Лукомскому, уполномоченному по делам Дальнего Востока при великом князе Николае Николаевиче, ратовал за срочные меры по «сбору и сохранению уцелевших остатков сибирских белых армий», среди которых «очень много чрезвычайно ценного материала, постепенно распыляющегося и гибнущего»4. Успех антибольшевистской работы барон связывал с выбором главного руководителя движения, но не видел в числе оставшихся в Маньчжурии военачальников подходящего человека, который «не соприкасался бы с прежними сибирскими передрягами и вообще с ошибками белого движения»5.

Тем не менее претендентов на руководящую роль в деле освобождения Сибири от большевиков имелось предостаточно, в частности: Совет уполномоченных организаций автономной Сибири, Общество русских эмигрантов в Трёх восточных провинциях, Дальневосточный комитет защиты Родины, два союза казаков, Русское национальное объединение в Харбине, Комитет защиты прав и интересов русских в Шанхае и ряд других. Каждая из организаций хотела бы видеть во главе движения своего кандидата, но следовало учитывать позицию китайцев, прежде всего маршала Чжан Цзолина, и японского командования. В китайских кругах большим авторитетом пользовался генерал-лейтенант (1911) Д.Л. Хорват, его поддерживали также казачьи союзы и ряд других эмигрантских организаций. Точку в этом процессе поставил великий князь Николай Николаевич, назначив в начале 1927 года Хорвата главой белой эмиграции в Китае.

Дмитрий Леонидович Хорват (1858—1937) — на Дальнем Востоке был фигурой весьма колоритной. Инженер-путеец по образованию, он был руководителем строительства, затем управляющим КВЖД, после Февральской революции — комиссаром Временного правительства на КВЖД, летом 1918 года ему пришлось в силу сложившихся обстоятельств объявить себя временным верховным российским правителем на Дальнем Востоке, а в 1918—1919 гг. стать уполномоченным адмирала А.В. Колчака в этом регионе. Однако, несмотря на широкую популярность, его власть так и не признали ни атаман Григорий Михайлович Семёнов, ни Николай Львович Гондатти — учёный и государственный деятель, бывший Томский губернатор (1908—1911) и Приамурский генерал-губернатор (1911—1917), затем начальник земельного отдела Управления КВЖД, ни Николай Дионисьевич Меркулов — бывший военно-морской министр в Приамурском временном правительстве, советник и друг генерал-лейтенанта Чжан Цзучана, сподвижника Чжан Цзолина, ни сибирские областники и легитимисты. Хотя всё это вызывало разнобой в политической деятельности эмигрантских организаций, Д.Л. Хорват активно взялся за упорядочение их антикоммунистической деятельности. Прежде всего он обратился ко всем «национальным русским организациям и офицерским союзам» с просьбой присылать ему осведомительные материалы по вопросам общей обстановки на советском Дальнем Востоке. Его интересовали «реальные силы красных, настроения населения и возможности помощи антикоммунистической работе самого населения извне», а также сведения о положении дальневосточной эмиграции, в частности, «сколько людей можно использовать как боевой материал для пополнения русских частей» как на территории Китая, так и на советской территории. Генерал-лейтенант просил выделять сведения о группировках частей Красной армии в дальневосточных областях, их вооружении, обмундировании, снабжении, занятиях и манёврах; настроениях комсостава, коммунистов, беспартийных, рядовых красноармейцев; об отношении различных групп населения к Красной армии и возможности участия тех или иных воинских частей в вооружённых выступлениях против советской власти. Его интересовали также сведения о настроениях различных групп населения советского Дальнего Востока по отношению к новой власти, их активности и экономическом положении, возможности участия в вооружённых выступлениях и о том, что желает население получить от белой эмиграции6.

Среди бумаг в архиве Д.Л. Хорвата в «Музее семьи Бенуа» (Д.Л. Хорват был женат на Камилле Бенуа — представительнице семьи, внёсшей большой вклад в развитие русской культуры) в Петергофе хранятся многочисленные сводки, информационные бюллетени, агентурные донесения тех лет из Маньчжурии. Авторы некоторых из них пытались давать стратегическую оценку событиям, происходившим на сопредельной территории. Так, в одной из сводок от 30 ноября 1927 года говорилось о положении в Амурской области: «1) Красная Армия для внешней войны не подготовлена, а для внутренней — представляет достаточную силу, и требуется ещё большая и усиленная работа по пропаганде и разложению; 2) население, хотя и вполне созрело в своём отрицательном отношении к советской власти, но распылено и не имеет никакой возможности организоваться, необходимо поэтому принимать все меры к поднятию активности среди населения, хотя бы пока для пассивного сопротивления власти и для разоружения коммунистического аппарата на местах; 3) для работы среди населения пускать пока только маленькие группы в 3—5 человек, дабы не вызывать подозрения сов[етской] власти и не подводить население под напрасные удары»7. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

___________________

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Государственный архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 5826. Оп. 1. Д. 162. Л. 37.

2 Российский государственный архив литературы и искусства. Ф. 1337. Оп. 5. Д. 11. Л. 16, 68.

3 ГА РФ. Ф. 5826. Оп. 1. Д. 136. Л. 114.

4 Там же. Л. 32.

5 Там же. Л. 33.

6 Государственный музей-заповедник (ГМЗ) «Петергоф». Фонд «Архив музея семьи Бенуа». ПДМБ 4710-ар. Л. 1.

7 Там же. ПДМБ 4709-ар. Л. 1—15.