Противоборство военной разведки Японии и советских спецслужб в 1922—1931 гг.

Аннотация. Статья, основанная на документах российских и японских архивов, посвящена антисоветской деятельности японской военной разведки и противодействию ей спецслужб СССР в 1922—1931 гг.

Summary. The paper based on documents from Russian and Japanese archives describes the anti-Soviet activity of the Japanese military intelligence service and what the Soviet secret services did about it in 1922—1931.

 

Неизвестное из жизни спецслужб

 

Зорихин Александр Геннадьевич — аспирант Тихоокеанского государственного университета

(г. Комсомольск-на-Амуре. E-mail: tsunami77@rambler.ru).

 

«Японо-советская война… должна быть проведена как можно скорее»

Противоборство военной разведки Японии и советских спецслужб

в 1922—1931 гг.

 

История противоборства спецорганов Японии и СССР остаётся слабоизученной страницей отношений двух государств. Недавнее открытие доступа к их архивохранилищам позволяет изучать механизмы функционирования японской и советской разведок, оценивать объективность их информации и в результате осмысливать логику принятых на её основе правительственных решений.

Начало официальной деятельности японской военной разведки относят к последней четверти XIX века. Тогда империя микадо, став крупнейшей региональной державой, в условиях дефицита ресурсов и узости рынков сбыта взяла курс на аннексию Кореи и Северо-Востока Китая. Перечень приоритетных задач военной разведки, объём выделявшихся ей денежных средств и методы разведывательной деятельности определялись текущей военно-политической обстановкой, состоянием отношений Японии с ведущими мировыми державами и долгосрочными планами Токио по укреплению своих позиций в Азиатско-Тихоокеанском регионе.

Центральным разведывательным органом армии Японии являлось 2-е управление генерального штаба (РУ ГШ) в составе 5-го (западного) и 6-го (китайского) отделов. Разведку против Советской России вело соответствующее отделение западного отдела, в котором до 1932 года работали три-четыре оперативных сотрудника, два-четыре стажёра и один-два состоявших в его распоряжении офицера, готовившихся к выезду или уже находившихся за рубежом. В таком виде аппарат управления просуществовал до 1936 года, после чего русское отделение стало советским отделом1.

Провал интервенции на Дальнем Востоке и вывод из Советской России осенью 1922 года войск Японии заставили её кабинет министров пойти на нормализацию отношений с Советами. Такой шаг был обусловлен и решениями Вашингтонской конференции (1921—1922), ограничившими военно-морское присутствие империи в Мировом океане и ослабившими её позиции в Китае. В результате японское руководство решило создать в Дальневосточном регионе советско-японский противовес навязанной США «вашингтонской системе»2.

Активным сторонником нормализации отношений с Советской Россией выступило командование ВМФ Японии, которое традиционно рассматривало Америку в качестве своего главного противника. Представлявшие флот премьер-министры адмиралы Като Томосабуро и Ямамото Гомбээ не только инициировали негласные советско-японские переговоры, но и скорректировали в феврале 1923 года основополагающий для государства «Курс национальной обороны империи». В нём определялась первостепенная задача японских вооружённых сил: избегая конфликта с Советским Союзом, готовиться к войне с США3.

В период активного обсуждения деталей нормализации советско-японских отношений военная разведка империи вела сбор необходимой её руководству информации о внутренней и внешней политике СССР, предпринимавшихся им мерах по поддержке национальных движений в Китае, Корее и Северной Маньчжурии. При этом японцы всячески избегали каких-либо акций, способных дискредитировать позицию Токио на переговорах с Москвой.

Сведения о Советском Союзе поступали в ГШ Японии по линиям её стратегической и оперативной разведок. Первую представляли легальные резидентуры ГШ в Германии, Польше и Латвии под крышей военных атташатов посольств и дипломатических миссий, вторую — японские военные миссии (ЯВМ) в Северной Маньчжурии, Корее и на Сахалине, подчинявшиеся Квантунской, Корейской и Сахалинской экспедиционной армиям.

Ведущую роль в получении информации о нашей стране с позиций Европы играл аппарат военного атташе (ВАТ) при посольстве Японии в России, пребывавший после разрыва советско-японских отношений в августе 1918 года в Стокгольме, а с февраля 1921-го — в Берлине. ВАТ возглавлял начальник русского отделения РУ ГШ подполковник Хасимото Тораносукэ, согласно переписке которого с Токио резидентура преуспела в создании небольшой агентурной сети в СССР и в установлении контактов с эстонской и немецкой разведками. Благодаря их работе японцы получали различные сведения о нашей стране, включая данные о 5-й Краснознамённой армии на Дальнем Востоке и в Забайкалье, оценку положения дел в промышленности, валютно-финансовой сфере и на транспорте Советского Союза4.

Однако возможности Хасимото не были безграничными и не могли в полном объёме удовлетворить потребности кабинета министров в информации об СССР, поэтому ГШ компенсировал дефицит данных за счёт кооперации с разведками Польши и Латвии. Сотрудничество японской военной разведки со 2-м отделом польского генерального штаба (ПГШ) началось в июне 1919 года с прибытием в Варшаву капитана Ямаваки Масатака. Из-за отсутствия дипломатических отношений между Польшей и Японией Ямаваки имел статус наблюдателя в Польской армии, но после взаимного признания стран весной 1921 года стал первым японским военным атташе в Варшаве. Поступавшая к нему от ПГШ информация касалась характера боевых действий Добровольческой и Польской армий против Красной армии (РККА), организации, дислокации и боеготовности её войск в европейской части страны, а также её социально-экономического и политического положения5.

Со своей стороны, японский военный атташе информировал ПГШ о ситуации на советском Дальнем Востоке, где до 1921 года находилась 5-я польская дивизия. После её ухода РУ ГШ снабжало Варшаву данными о Забайкалье, поскольку ПГШ до 1925 года не имел военного атташе в Токио и остро нуждался в любой информации о регионе, справедливо считая, что происходившие там события влияли на ситуацию на советско-польской границе6.

Контакты с латвийской разведкой из-за отсутствия дипломатических отношений поддерживали стажёры русского языка в Риге капитаны Комацубара Мититаро и Симидзу Норицунэ. Военное министерство Японии придавало большое значение организации разведки по СССР с территории Латвии, поэтому в марте 1924 года запланировало перевод из Берлина в Ригу аппарата подполковника Хасимото. Тем не менее от идеи создания разведцентра в латвийской столице японцы отказались — из-за отсутствия там аккредитованной японской дипмиссии7. В целом же, как констатировали в военном министерстве Японии в декабре 1931 года, «когда у нас не было военного атташе в Москве, разведка против СССР велась, главным образом, через военные ведомства Польши и Латвии»8.

На Дальнем Востоке и в Забайкалье разведывательной деятельностью против Советского государства занимались армейские объединения сухопутных войск Японии в Маньчжурии, Корее и на оккупированной территории Сахалина. Зона ответственности разведывательных органов Сахалинской экспедиционной армии, сформированной и направленной на материк в июле 1920 года в ответ на уничтожение партизанским отрядом Я.И. Тряпицына японской колонии в Николаевске-на-Амуре, охватывала Сахалин, часть Приамурья (от Николаевска до Хабаровска), южное побережье Камчатки. Согласно утверждённому в октябре того же года плану разведывательной и пропагандистской работы армии она изучала военную географию и природные ресурсы оккупированных территорий, собирала сведения о краснопартизанских отрядах и подпольных организациях, отслеживала политические настроения среди местного населения и деятельность союзных держав9.

В весенне-осенний период эти задачи решал агентурный аппарат (завербованный из глав городской и поселковых администраций) в Мариинском, Большемихайловском, Де-Кастри и Николаевске-на-Амуре, а в зимний (из-за эвакуации японских частей на Сахалин) — маршрутные агенты и связники разведывательной группы армии в Погиби. Основу перебрасывавшейся на материк агентуры составляли нивхи, гиляки и местное русское население10.

После принятия японским правительством решения о выводе войск из Дальневосточной республики (ДВР) разведывательные органы Сахалинской экспедиционной армии продолжали контролировать обстановку на материке, получая агентурную информацию из Николаевска-на-Амуре и внимательно изучая русскоязычную прессу Хабаровска11. Однако к концу 1924 года судьба армии была решена. В связи с подписанием советско-японского соглашения о выводе войск с севера острова армейская разведка приступила к плановой консервации агентурного аппарата. По окончании вывода РУ ГШ фактически свернуло разведдеятельность на Сахалине, возложив эту функцию на японские консульства.

Квантунская армия к концу 1922 года имела в подчинении четыре ЯВМ — в Харбине, Хэйхэ, Маньчжоули и Мукдене. Если первые три занимались разведкой против СССР, то мукденская миссия вела сбор информации по Китаю и оказывала помощь клике Чжан Цзолиня, который рассматривался в Токио в качестве главного проводника его внешней политики на континенте.

Координатором разведки Квантунской армии на советском направлении выступала харбинская ЯВМ (организована в марте 1918 г.). К январю 1923 года в её штатах числились три офицера разведки и один переводчик, ещё по одному офицеру возглавляли подчинённые миссии ЯВМ в Маньчжоули и Хэйхэ12.

Харбинская миссия отвечала за сбор информации по широкому кругу вопросов о Советском Союзе и Китае: дислокация, организация, вооружение и боевая подготовка частей Красной армии на Дальнем Востоке и в Забайкалье; работа местных органов власти; состояние сельского хозяйства, промышленности, транспорта и финансов; социально-экономическая и политическая ситуация в Советском Союзе в целом; советско-китайские отношения; контакты Правительства СССР с лидерами милитаристских клик; деятельность белоэмигрантских организаций в Маньчжурии и антисоветского подполья на Дальнем Востоке и в Забайкалье; транспортная инфраструктура Маньчжурии; работа Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД); состояние армии и военной промышленности Китая и др.

Необходимо отметить, что после ухода императорской армии из ДВР харбинская миссия и её отделения утратили бóльшую часть агентурных позиций в Приморье, Приамурье и Забайкалье в связи с оттоком оттуда японских мигрантов, составлявших костяк разведывательной сети. Агентами миссии остались в основном компактно проживавшие в Северной Маньчжурии японские переселенцы. Согласно докладу начальника штаба армии в военное министерство от 14 января 1924 года из 100 человек, контактировавших с ЯВМ, 50 были японцами, 30 — китайцами и 20 — русскими13.

Как правило, японцы являлись агентами-групповодами и проживали в приграничных с Советским Союзом районах: три агента — в Мулине, по два — на станции Пограничная и в Хайлине, один — в Муданьцзяне. Костяк русской агентуры составляли бежавшие в Китай белогвардейцы. Среди них были консультант миссии по советским военным вопросам бывший начальник Академии ГШ России генерал-майор А.И. Андогский, организатор разведки в районе Пограничная — Никольск-Уссурийский полковник Генерального штаба В.Е. Сотников, бывший приамурский генерал-губернатор Н.Л. Гондатти и резидент по Амурской области (под прикрытием сотрудника газеты «Русское слово») генерал-майор Е.Г. Сычёв14. Ряд агентов действовали среди персонала советского консульства в Харбине. Кроме того, миссия использовала в разведывательно-пропагандистских целях издававшиеся в Северной Маньчжурии газеты «Русский голос», «Новости жизни» и «Мост»15.

Подчинявшаяся харбинскому органу миссия в Маньчжоули собирала информацию в Забайкалье, западном секторе КВЖД и Монголии, наблюдая в первую очередь за 5-й Краснознамённой армией и советско-китайскими отношениями. Основу её агентурного аппарата составляли проживавшие в Маньчжоули и Хайларе резиденты — японские колонисты, а также китайцы, буряты и белоэмигранты, использовавшиеся в качестве маршрутных агентов, которые чаще всего добывали малоценные сведения16.

Хэйхэская миссия занималась агентурной разведкой в Приамурье через японскую диаспору. В октябре 1922 года миссию возглавил капитан Канда Масатанэ, однако из-за того, что в 1923-м сообщение с Благовещенском закрыли, в марте 1924 года ЯВМ ликвидировали, а обязанности резидента перешли к владельцу местной аптеки Миядзаки Масаюки. Вместе с Канда из Харбина был отозван офицер-китаист, поэтому с 1 апреля 1924 года в харбинской и маньчжурской миссиях остались три офицера разведки17.

Причинами сокращения миссий являлись нормализация советско-японских отношений, отсутствие потенциальной советской угрозы владениям Японии в Южной Маньчжурии и малочисленность 5-й Краснознамённой армии, чьи дислокация и состав были известны японцам. Помимо прочего основное внимание их военной разведки в начале 1920-х годов сосредоточилось на изучении обстановки в густонаселённом и экономически развитом дальневосточном районе — Приморской губернии, входившей в зону ответственности Корейской армии.

Главным разведывательным органом объединения в 1922—1924 гг. являлась резидентура капитана Мацуи Такуро, прибывшего во Владивосток в октябре 1922 года под легальным прикрытием. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

_______________________________

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Полная энциклопедия японской армии и флота. Токио, 1991. С. 302, 303, 480 (на яп. яз.).

2 Sakai Tetsuya. The Soviet Factors in Japanese Foreign Policy: 1923—1937 // Sapporo. Acta Slavica Iaponica. T. VI. 1988. P. 27 (на англ. яз.).

3 Ibid. P. 28; Архив Научно-исследовательского института обороны Министерства национальной обороны (НИИО МНО) Японии. Бунко-Миядзаки-3 (C14061002700). Л. 0010—0012 (здесь и далее все документы архивов Японии — на яп. яз.).

4 Архив МИД Японии. 1.6.3.24.13.65.002 (B03051360900). Л. 0537—0540; B.3.2.4.45.53.001 (B10073976400). Л. 0122—0124; 1.6.3.24.10.018 (B03051161800). Л. 0237—0240.

5 Национальный архив Японии. 00679100 (A10113064200). Л. 146.

6 Kruszyński M. Stanisław Patek w Japonii. Z działalności polskiego poselstwa w Tokio w latach 1921—1926 // Annales Universitatis Mariae Curie-Skłodowska. Sectio F. Vol. LXI. Lublin, 2006. S. 153 (на польск. яз.).

7 Архив МИД Японии. 6.1.2.76.2 (B15100944400). Л. 0161—0164.

8 Национальный архив Японии. 00706100 (A10113096600). Л. 236.

9 Архив НИИО МНО Японии. Сэнъэки-Сибэриа сюппэй-91 (C13110270500). Л. 2759—2762.

10 Там же. (C13110271100). Л. 2793; T9-16-55 (C07061129900). Л. 1619—1620.

11 Архив МИД Японии. 1.6.3.24.13.21.030 (B03051252500). Л. 0122.

12 Там же. 5.1.10.10.2 (B07090491400). Л. 0413.

13 Архив НИИО МНО Японии. T13-1-34 (C07061657400). Л. 1754—1757.

14 Российский государственный архив социально-политической истории (РГАСПИ). Ф. 372. Оп. 1. Д. 1190. Л. 174.

15 Архив НИИО МНО Японии. T13-4-11 (C03022664700). Л. 1175; Архив МИД Японии. 1.6.3.24.13.21.031 (B03051253800). Л. 0288.

16 Архив МИД Японии. 1.6.3.24.13.21.032 (B03051254900). Л. 0075; A.2.2.0.C/R1.001 (B02030817800). Л. 0211.

17 Архив НИИО МНО Японии. T13-2-9 (C03022647100). Л. 0650—0651.