Пропаганда и контрпропаганда в вермахте на заключительном этапе войны

Аннотация. В статье на основе ранее не
публиковавшихся архивных документов рассматриваются вопросы влияния нацистской
пропаганды на личный состав вермахта в заключительный период Великой
Отечественной войны.

Summary. The article based on previously unpublished archival documents considers impacts Nazi Propaganda on personnel of Wehrmacht in the final period of Great Patriotic War.

Могилевский Николай Алексеевич — доцент кафедры всемирной и отечественной истории факультета международных отношений МГИМО МИД РФ, кандидат исторических наук

«НАВСТРЕЧУ РУССКИМ ДОЛЖНА БЫТЬ БРОШЕНА НАША
НЕНАВИСТЬ…»

Пропаганда и контрпропаганда в вермахте на
заключительном этапе войны

Пропаганда
как инструмент ведения войны применялась с незапамятных времён. В годы Второй
мировой войны её значение возросло многократно: она «не только превратилась в
“оружие войны”, но и стала одним из ключевых факторов достижения преобладания
над противником»1.

При
этом в современной историографии практически не исследована проблема нацистской
пропаганды и контрпропаганды (борьбы с советской агитацией) на заключительном
этапе Великой Отечественной войны в 1944—1945 гг.2 Именно этот период был
ознаменован для Третьего рейха тяжёлыми боями не только на захваченной, но и
собственной территории; постепенным отступлением перед натиском Красной армии.
В связи с изменившимся характером войны должна была меняться и тактика немецкой
«идеологической машины», перешедшей на оборонительные позиции. На основе
материалов допросов военнопленных, хранящихся в Центральном архиве Министерства
обороны РФ, которые вели советские спецпропагандисты седьмых отделов
политуправлений 1-го Белорусского и 3-го Белорусского фронтов для составления
формуляров морально-психологического состояние войск противника, можно
систематизировать основные методы работы нацистских агитаторов и определить
эффективность их воздействия на личный состав вермахта.

Именно
гитлеровская пропаганда была стержнем, скреплявшим нацистский режим и
позволявшим ему удерживать в повиновении общество и армию. Рейхсминистр
Геббельс настаивал: «Пропаганда может и должна, особенно во время войны,
отказаться от гуманизма и эстетики, как бы высоко мы их ни ценили, так как в
борьбе народа речь идёт ни о чём другом, как о его бытии»3. И за короткое время
ему удалось добиться выдающихся результатов, о чём горделиво говорил на допросе
советник министерства пропаганды, личный референт Геббельса по вопросам науки и
культуры В. Хейнерсдорф: «Оценка немецкой нацистской пропаганды, как самой
лучшей в мире, известна… Многие из нас сознавали, что эта оценка справедлива»4.
Действительно, в начале войны немецкие солдаты шли в бой, воодушевлённые безумными
идеями о превосходстве «арийской расы» и «гении фюрера».

Так
продолжалось до 1943 года. После поражения на
Курской дуге началось отступление немецкой армии по всему Восточному фронту. И
чем меньших успехов она добивалась на поле боя, тем большее значение
придавалось морально-психологической обработке личного состава. Немецкое
командование, видя растущее «отупение и безразличие солдат», помноженное на
усталость от войны и неверие в итоговую победу Германии, решило усилить
идеологическое влияние на армию. В декабре 1943 года по приказу А. Гитлера был создан институт офицеров «по
осуществлению национал-социалистического руководства» — «Nationalsozialistischer Führungsoffizier»
(NSFO)5. «Штабы по
национал-социалистскому воспитанию ревностно насаждали злобную ненависть к
нашей стране и её народу. В обращении “К солдатам на Востоке” Гитлер в те дни
требовал, чтобы сильнее всего была ненависть: “Навстречу русским должна быть
брошена наша ненависть”», — вспоминал генерал-майор М.И. Бурцев,
возглавлявший управление спецпропаганды
Главного политического управления Красной армии6.

Главная
задача офицеров NSFO заключалась в «активизации
политического воспитания фанатических солдат национал-социализма», они должны
были «вдохновлять солдата на ожесточённое сопротивление даже в безвыходных
положениях»7. Пропагандист «должен добраться до самого последнего солдата и
оказать своё воздействие на него», без него не могли проводить занятия ни на
каких военных курсах, даже на курсах по обращению со специальными видами
оружия8. Основной формой работы должны были стать доклады на разные темы,
например: «Почему мы должны победить?», «О смысле этой войны», «За что мы
воюем?», «Война на Востоке», «Германия и Советский Союз»9.

Офицеры
NSFO, заботясь о повышении морального духа
фронтовиков, внушали им: «Дух, воля и установка являются решающими факторами
ведения войны. […] Каждый солдат должен быть, поэтому, проникнут этим духом.
Тот, кто знает, за что он борется, борется лучше»10. Эффект присутствия
офицеров по национал-социалистическому руководству сказался довольно скоро: в
приказах и листовках командования вермахта всё чаще проскакивали
пропагандистские штампы о «верности фюреру» и «повиновении его приказам» как главной
«гарантии, что победа в конце концов будет нашей»11.

В
критической ситуации, сложившейся для вермахта в 1944 году, умение
командиров вести идеологическую войну фактически приравнивалось к их
военно-тактическим навыкам: «Офицер, который не умеет осуществлять политическое
воспитание и политическое руководство своею частью, столь же не соответствует
своему назначению, как и офицер, не умеющий осуществлять тактическую подготовку
и тактическое руководство»12. Полевые офицеры вермахта, имевшие длительный партийный
стаж и умевшие «воспитать своих солдат как убеждённых и непоколебимых борцов за
нашу великую национал-социалистическую империю», теперь должны были взять на
себя ещё и нагрузку в виде психологической обработки подчинённых.

Однако
фанатизм «нацистских политруков» уже не мог найти широкого отклика в кадровой
офицерской среде. К известной ревности примешивалось ещё и брезгливое отношение
к геббельсовской пропаганде: «Лучше кормить солдат не пропагандой, а
правдой»13. Однако «кормить правдой» было для немецкого командования в
1944—1945 гг. непозволительной роскошью. Правда не очень годилась и в дни
«триумфальных» побед, теперь же, при отступлении и поражениях, она была
категорически невозможна.

Нацистская
пропаганда с середины 1944 года сосредоточилась на нескольких сюжетах.
Во-первых, на мысли об особенном характере войны против России. Немецким
солдатам твердили: это не просто война, а смертельная схватка двух враждующих
политических систем, двух мировоззрений, которые не могут сосуществовать. Ни о
какой жалости или снисходительности, следовательно, не могло быть и речи: «Эта
война потому ведётся столь ожесточённо и безжалостно, что она представляет
собой решающую схватку двух полностью противоположных мировоззрений»14. Цена в
ней слишком высока, чтобы проявлять слабость и колебания: «В этой войне
мировоззрений со всей жёсткостью, которая свойственна такой борьбе, поставлена
на карту судьба нашего немецкого народа»15. В вышедшем в августе 1944 года
документе «Ответ на вопросы, волнующие всех нас» (который представлял собой, по
сути, инструкцию для политических пропагандистов) говорилось: «Стремление СССР
направлено на то, чтобы уничтожить Империю, уничтожить немецкий народ […] Либо
мы отобьём идущий на приступ Восток и защитим этим наших жён и детей от большевизма,
либо они, как рабы, погибнут от голода, будут высланы или расстреляны»16.

Второй
«болевой точкой», на которую умело давили нацистские пропагандисты, была тема
защиты отчизны (дома и семьи) и всей Европы от Красной армии. В инструкции по
национал-социалистическому руководству войск, опубликованной штабом
главнокомандующего группой армий «Северная Украина» в июне 1944 года,
подчёркивалось: «Из каждой беседы должен делаться вывод, что эта война не
является войной, ведущейся одной только Германией, но оборонительной войной
Европы против еврейства и большевизма»17. Лекторам была поставлена задача
превратить «любовь немецких солдат к своей Родине и своим близким» в
«фантастическую волю к борьбе за Родину и близких», компенсировав недостаток
боеприпасов, снаряжения, продовольствия и техники18. Конечно, попытки заменить
идеологическим оружием оружие реальное вызывало у фронтовых офицеров лишь
скорбную усмешку и негодование: «Гиммлер, по-видимому, искренне считает, что в
современных условиях, если внушить солдатам фанатизм, то можно будет немецким
мясом пробить русское железо»19.

Однако
для офицеров NSFO все средства были хороши:
намеренное сгущение красок, даже запугивание — лишь бы мобилизовать немецких
солдат. Надо отдать должное сотрудникам Геббельса: они хорошо понимали, что
призывы защищать «фюрера и национал-социалистический строй» останутся без
ответа, ведь их судьба волновала лишь незначительную часть военнослужащих.
Следовательно, нужно было говорить о том, что было близко каждому, — о семье и
малой родине: «Каждый должен осознать, что сейчас вы непосредственно грудью
своей защищаете своих жён и детей, деревни и города»20.

В
приказе начальника генерального штаба сухопутных сил генерал-полковника
Гудериана от 4 сентября 1944 года утверждалось: «Каждый истинный воин
знает, что родные, женщины и дети будут подвергнуты ужасу, если бы еврейский
террор распространился на Германию»21. Запугивая население Германии «ужасами
русского нашествия», гитлеровские пропагандисты не жалели чёрных красок,
добившись в итоге панического страха перед Красной армией как среди мирных
жителей, так и среди военных. «Немецкими солдатами овладел массовый психоз
страха перед русскими, якобы обладающими превосходством в силах», — жаловался
захваченный в плен ещё в августе 1944 года обер-лейтенант люфтваффе22.
Результат этот был вряд ли приемлем для вермахта, недаром немецкие генералы
гневно говорили, что создавшийся из-за паники хаос был полезен только
противнику23.

Защищать
отчизну нужно было от страшного, беспощадного и жёсткого врага — это была ещё
одна тема выступлений офицеров NSFO. Сам
Геббельс, по словам государственного советника его министерства, искренне
верил, что в случае победы России немецкий народ будет «биологически
уничтожен»24. В прессе, во фронтовых листовках и в лекциях для солдат
нацистские пропагандисты настойчиво доказывали: немецкий народ оказался лицом к
лицу с врагом, «который спаян единым мировоззрением, единой идеей и оказался в
состоянии развернуть неожиданные силы». Эффективно противостоять
«большевистскому нашествию» следовало под лозунгами: «Наш ответ: борьба! Наша
вера: Германия! Наша уверенность: фюрер!»25.

Особый
акцент делался на возможности скорого применения новейшего смертоносного оружия
невиданной мощи. Офицеры-агитаторы заверяли солдат, что «фюрер, как и всегда,
применит это боевое оружие в тот момент, когда оно может быть использовано
самым эффективным образом»26. К удивлению многих, эти слова оказались не только
пропагандистским блефом. 13 июня 1944 года, через несколько недель
после высадки союзников в Нормандии, немцы нанесли удар по Лондону, впервые
использовав самолёты-снаряды «ФАУ-1». Нацистская пропаганда, раздув слухи о
жертвах и разрушениях в английском мегаполисе, обещала, что Германия вскоре
применит ещё более мощное оружие: «ФАУ-2» и «ФАУ-3». «ФАУ-2» (первую в мире
баллистическую ракету дальнего действия) немцы действительно применили, вновь
нанеся удар по британской столице.

Однако
к исходу затяжной войны, которую Германия вела на два фронта, психологическая
усталость комбатантов уже достигла такого уровня, когда любые новости, особенно
бравурные реляции, воспринимались иронично и недоверчиво, а вера в «конечную
победу» была подорвана новыми успехами Красной армии. Кроме того, офицерам NSFO приходилось вести ежедневную изматывающую
борьбу с советскими пропагандистами, работавшими очень эффективно. 

И
днём, и ночью на линии фронта через громкоговорители немцев убеждали прекратить
сопротивление и сдаться. Демонстрировались и громадные технические возможности
Красной армии — в некоторых местах передачи велись со специальных самолётов,
что лишь усиливало «уважение к технике русских»27. Причём немецкие
военнослужащие «прислушивались к советским радиопередачам больше, чем к голосу
офицеров, читали советские листовки охотнее приказов и листовок немецких»28.
Можно смело констатировать: в рассматриваемый период к советской пропаганде
отношение было совершенно иным, нежели в 1941 году. Это признавали и сами
офицеры вермахта на допросах: «Русские очень активно ведут свою пропаганду,
теперь их листовки читают, а не смеются над ними, как было в начале войны»29.

После
того как над германскими позициями пролетал советский самолёт, разбрасывавший
листовки, из окопов всё чаще выходили солдаты, подбиравшие эти «идеологические
бомбы». Бывший военнослужащий вермахта Х. Альтнер вспоминал: «Это листы
большого формата с чёрно-бело-красной полосой прямо по заголовку. Мы
притворяемся, что собираем их, чтобы сдать, но на самом деле каждый из нас прячет
по экземпляру, чтобы тайком прочитать его. Они похожи на слабый отсвет
непостижимого чужого мира»30. <…>

Полный
вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на
сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны.
М.: Российская политическая энциклопедия, 2007. С. 6.

2 Можно назвать только довольно специфическую работу: Крысько В.Г. Секреты психологической войны
(цели, задачи, методы, формы, опыт). Минск: Харвест, 1999.

3 Цит. по: Oven W. von.
Wer war Goebbels? Biographie aus der Nähe. Herbig. München, 1987. S. 71.

4 Центральный архив Министерства обороны РФ (ЦАМО РФ). Ф.
233. Оп. 2376. Д. 154. Л.
114.

5 Тоталитаризм в Европе ХХ века: из истории идеологий,
движений, режимов и их преодоления. М.: Памятники исторической мысли, 1996.
С.146.

6 Бурцев М.И. Прозрение. М.: Воениздат, 1981. С.
279.

7 ЦАМО РФ. Ф. 233. Оп. 2374. Д. 154. Л. 298.

8 Там же.

9 Там же. Ф. 241. Оп. 2656. Д. 97. Л. 406.

10 Там же. Ф. 233. Оп. 2374. Д.154. Л. 557 об.

11 Там же. Л. 330.

12 Там же. Ф. 241. Оп. 2656. Д. 97. Л. 296.

13 Там же. Д. 98.
Л. 407.

14 Там же. Д. 97.
Л. 294.

15 Там же. Ф. 233. Оп. 2374. Д. 148. Л. 298.

16 Там же. Д. 149. Л. 556.

17
Там же. Д. 148. Л.
314.

18 Там же. Д. 149. Л. 526.

19 Там же. Д. 154. Л. 99.

20 Там же. Д. 149. Л. 363.

21 Там же. Д. 148. Л. 357

22 Там же. Ф. 241. Оп. 2656. Д. 98. Л. 291.

23 Там же. Ф. 233. Оп. 2376. Д. 154. Л. 43 об.

24 Там же. Л. 114.

25 Там же. Оп. 2374. Д. 149. Л. 332.

26 Там же. Л. 407.

27 Там же. Ф. 241. Оп. 2656. Д. 98. Л. 44.

28 Там же. Ф. 233. Оп. 2376. Д. 154. Л. 27.

29 Там же. Л. 69.

30 Альтнер Х.
1945. Берлинская «пляска смерти»: страшная правда о битве за Берлин. М.:
Яуза-пресс, 2008. С. 103.