Причины крушения Императорской армии на исходе Первой мировой войны в воспоминаниях и дневниках русской военной эмиграции

The reasons for the Imperial Army’s collapse at the end of the First World War in the Russian military emigration’s memoirs and diaries

Аннотация. В статье на основе дневниковых материалов и воспоминаний представителей русской военной эмиграции освещаются и анализируются трагические события февраля—марта 1917 года, приведшие к крушению Императорской армии и краху Российской империи.

Summary. Based on diary materials and memoirs of the Russian military emigration, the article, describes and analyses the tragic events of February-March 1917, which led to the collapse of the Imperial Army and Russian Empire.

РУССКОЕ ВОЕННОЕ ЗАРУБЕЖЬЕ

 

ЖАРСКИЙ Анатолий Петрович — старший научный сотрудник научно-исследовательского отдела (военной истории Северо-Западного региона РФ) Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ, член-корреспондент Российской академии ракетных и артиллерийских наук, кандидат военных наук

(Санкт-Петербург. E-mail: galant2028@mail.ru);

КОРШУНОВ Эдуард Львович — начальник научно-исследовательского отдела (военной истории Северо-Западного региона РФ) Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ, полковник

(Санкт-Петербург. E-mail: himhistory@yandex.ru);

МИХАЙЛОВ Андрей Александрович — научный сотрудник научно-исследовательского отдела (военной истории Северо-Западного региона РФ) Научно-исследовательского института (военной истории) Военной академии Генерального штаба ВС РФ, доктор исторических наук, доцент

(Санкт-Петербург. E-mail: dragun66@mail.ru)

 

«В МАЕ—ИЮНЕ 1917 Г. НАША АРМИЯ УЖЕ НЕ БЫЛА ОРГАНИЗОВАННОЙ МАССОЙ: ЭТО БЫЛА РАЗВРАЩЁННАЯ И РАЗНУЗДАННАЯ ТОЛПА»

Причины крушения Императорской армии на исходе Первой мировой войны в воспоминаниях и дневниках русской военной эмиграции

 

Освещение распада Российской императорской армии, описание конкретных событий и попытки разобраться в причинах, их породивших, занимали одно из ведущих мест в воспоминаниях, научных трудах, публицистике русской военной эмиграции. При этом многие авторы, особенно в первые послереволюционные годы, искренне полагали, что век советской власти будет недолог, а их знания и опыт очень скоро потребуются «освобождённой России». Конечно, глубина освещения событий, подходы и оценки отдельных авторов значительно различались в зависимости от их политических взглядов, возраста, личного опыта, места в служебной иерархии и т.д. Тем не менее большинству этих работ присущи и некоторые общие черты, продиктованные самой принадлежностью к офицерскому корпусу.

Многие мемуаристы, будучи непосредственными очевидцами или участниками разыгравшейся трагедии, достаточно подробно останавливаются на описании «начала конца» некогда прославленной армии с вековыми традициями и мощной европейской империи.

Утром 27 февраля 1917 года в Петрограде старший фельдфебель учебной команды запасного батальона лейб-гвардии Волынского полка Т.И. Кирпичников призвал солдат батальона не выполнять приказы командиров по подавлению развернувшихся в столице волнений. Штабс-капитан И.С. Лашкевич, прибывший в расположение части для оглашения приказа командующего Петроградским военным округом генерал-лейтенанта С.С. Хабалова о «недопущении беспорядков во время войны», был убит выстрелом в спину. Затем взбунтовавшийся батальон под руководством Кирпичникова двинулся поднимать соседние полки. К мятежным солдатам присоединилась толпа сочувствующих. Их продвижение сопровождалось истреблением полицейских отрядов, разгромом окружного суда, арсенала, прочих военных и гражданских объектов. «Встречавшихся офицеров, — писал А.И. Деникин1 в “Очерках Русской Смуты”, — обезоруживали, иногда убивали»2.

Февральские события, представленные советской историографией как относительно бескровный переворот, на самом деле повлекли за собой сотни и тысячи реальных жертв. Уже 1—3 марта прокатилась волна убийств офицеров флота в Кронштадте, Ревеле, Гельсингфорсе, происходили нападения солдат на офицеров во многих армейских частях и гарнизонах по всей России.

Поражает не столько полная безнаказанность совершённых преступлений, как тот факт, что Временное правительство всячески их поощряло. Так, Кирпичников3 был произведён в подпрапорщики, награждён Георгиевским крестом, вручённым ему лично генералом Л.Г. Корниловым (не за боевые заслуги, а за убийство своего командира!)4 и от Волынского полка избран в состав Петроградского совета. Фотографии «солдата революции номер один» были распечатаны во многих газетах.

По мнению авторов-эмигрантов, значительную роль в распаде Императорской армии сыграл последовавший за первыми кровавыми событиями пресловутый Приказ № 1 Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов от 1 марта 1917 года. «Злейший враг России, — писал контр-адмирал А.Д. Бубнов5, — не мог бы придумать более действительного способа для моментального уничтожения её военной мощи, чем тот, который придумали составители своего приказа»6. П.Н. Краснов7 в мемуарном очерке, опубликованном в начале 1920-х годов, утверждал, что Приказ № 1 разрушил армию и стал первопричиной Брестского мирного договора. Сходную точку зрения значительно позже высказал генерал от инфантерии Н.А. Епанчин8, командовавший в 1917 году 5-й стрелковой Финляндской дивизией. После довольно подробного анализа текста документа он сделал следующий вывод: «До этого приказа порядок в армии ещё держался, но со дня объявления о его исполнении начался развал армии, который довёл её до окончательной разрухи, а Россию — к тирании большевиков»9. Подробно содержание и роль Приказа № 1 рассматривал А.И. Деникин, который помимо прочего указал на то, что основные положения документа были глубоко внедрены в сознание солдат революционерами ещё до его публикации10.

Пункты приказа, диктовавшие среди прочего отказ от сложившихся в русской армии ритуалов и символики, воспринимались офицерами (и не без оснований) как разрушение самих основ военной службы. В этой связи генерал-майор Э.А. Верцинский11 приводит в своих мемуарах весьма красочную картину новшеств: «1 марта ещё не меньше половины солдат при встрече отдавала честь, затем это заметно уменьшалось с каждым днём. Одновременно стали солдатами старательно отпускаться и вычёсываться из-под папах живописные чубы, и прорвало какое-то всеобщее лущение семечек; сплёванная подсолнечная шелуха в изобилии валялась на всех улицах и общественных местах. У часовых свобода очень скоро проявилась в том, что они стали сидеть на посту, приставив винтовку к стенке»12. Очень сходный портрет «революционного солдата» представил П.Н. Врангель13, прибывший в Петроград в начале апреля, примерно через месяц после отъезда Верцинского: «Занятия в казармах нигде не велись, и солдаты целый день и большую часть ночи проводили на улицах… Без оружия большей частью в расстёгнутых шинелях, с папиросой в зубах и карманами, полными семечек, солдаты толпами ходили по тротуару, никому не отдавая чести и толкая прохожих»14.

Кадет Псковского корпуса В.К. Айзов в явно сатирических тонах описывал смотр, устроенный в Пскове в марте 1917 года командующим Северным фронтом Н.В. Рузским: «Сперва прошли учащиеся не учащиеся, телеграфисты не телеграфисты, черт их там разберёт; за ними штаб генерала Рузского: писаря, перемешавшиеся в “братском единении” с офицерами. Потом проковыляли четыре девицы, по тетрадке поющие: “Мы жертвою пали”. За девицами последовала какая-то часть, за нею ученики, за учениками ещё толпы с музыкой и красными знамёнами…»15.

С юным кадетом вполне солидарен генерал-лейтенант Б.В. Геруа16. Повествуя о церемонии по поводу присяги Временному правительству в Луцке, он язвительно заметил, что марш войск «скорее напоминал деревенский крестный ход с той разницей, что вместо икон и хоругвей несли лес красных знамён и плакатов»17.

П.Н. Врангель с презрением и злой иронией вспоминал, что в середине марта Амурский казачий полк вышел на парад по случаю своего (полкового) праздника под красными знамёнами: «Подъехав к выстроенному для парада полку, я с удивлением увидел вместо сотенных значков в большинстве сотен красные флаги. Для флагов этих казаки, видимо, использовали “подручный материал”, и на флаг одной из сотен, очевидно, пошла юбка из красного ситца с какими-то крапинками»18. П.Н. Врангель участвовать в такой церемонии наотрез отказался и объявил командиру полка Е.Г. Сычёву строгий выговор, сделав при этом основной упор на то, что красные флаги не соответствуют уставным требованиям.

Интересно заметить, что многие кадеты и юнкера сделали своеобразной формой протеста новым порядкам именно неукоснительное следование традиционным воинским устоям. В.К. Айзов красочно описал в мемуарах, как во время злосчастного смотра кадеты специально прошли строем, «соблюдая строгое равнение и взводную дистанцию, давая ногу»19. Юнкер располагавшегося в Киеве Николаевского артиллерийского училища Н. Апостолов отмечал в своих записях: «Дисциплина и традиции поддерживались строго. Почти у всех юнкеров в изголовье кровати, рядом с иконкой красовался, как и раньше, старый кадетский погон с сохранившимся на нём Шефским вензелем»20.

Погоны и кокарды часто становились своеобразным символом верности присяге и офицерскому братству. Выпускник Пажеского корпуса писал в мемуарах о своих сокурсниках: «…расставание с эполетами казалось им чуть ли не предательством»21. Поэтому именно погоны (как символ старого режима) и воинские ритуалы нередко становились поводом для конфликтов между солдатами и офицерами в действующей армии и в тылу. Уже в первые дни революции солдаты срывали погоны с офицеров, а офицеры, считая утрату погон позором, часто оказывали самое ожесточённое сопротивление22. Так, 8 марта 1917 года за отказ снять погоны беснующейся толпой солдат и матросов на Литейном проспекте был убит выдающийся отечественный баллистик, профессор, член-корреспондент Российской и ряда иностранных академий наук генерал-лейтенант Н.А. Забудский.

Одним из следствий Приказа № 1, по мнению некоторых авторов воспоминаний, стала возросшая враждебность солдат по отношению к офицерам. Э.А. Верцинский вспоминал: «Эта вдруг прорвавшаяся непримиримость, даже ненависть к офицерам была для большинства совершенно неожиданной, в особенности в боевой обстановке, где условия жизни офицеров и солдат мало разнились между собою и где ежедневная возможность смерти всех уравнивала»23. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

 

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Деникин Антон Иванович (1872—1947) — российский военный деятель, генерал-лейтенант (1916). В Первую мировую войну командовал стрелковой бригадой и дивизией, армейским корпусом, войсками Юго-Западного фронта; с апреля 1918 г. командующий, с октября главнокомандующий Добровольческой армией, с января 1919 г. главнокомандующий Вооружёнными силами Юга России (Добровольческая армия, Донская и Кавказская казачьи армии, Туркестанская армия, Черноморский флот); одновременно с января 1920 г. «Верховный правитель Российского государства». С апреля 1920 г. в эмиграции.

2 Деникин А.И. Очерки Русской Смуты. Крушение власти и армии, февраль—сентябрь 1917. М.: Наука, 1991. С. 111.

3 В ноябре 1917 г. Кирпичников попытался примкнуть к формировавшейся генералом Л.Г. Корниловым Добровольческой армии. На своё несчастье, обратился к полковнику А.П. Кутепову, одному из последних защитников самодержавия в Петрограде. Между ними состоялся разговор, зафиксированный А.П. Кутеповым в его воспоминаниях: «Однажды ко мне в штаб явился молодой офицер, который весьма развязно сообщил мне, что приехал в Добровольческую армию сражаться с большевиками “за свободу народа”, которую большевики попирают. Я спросил его, где он был до сих пор и что делал, офицер рассказал мне, что был одним из первых «борцов за свободу народа» и что в Петрограде он принимал деятельное участие в революции, выступив одним из первых против старого режима. Когда офицер хотел уйти, я приказал ему остаться и, вызвав дежурного офицера, послал за нарядом. Молодой офицер заволновался, побледнел и стал спрашивать, почему я его задерживаю. “Сейчас увидите”, — сказал я и, когда наряд пришёл, приказал немедленно расстрелять этого “борца за свободу”». По приказу Кутепова Кирпичников был расстрелян.

4 Впоследствии Т.И. Кирпичников отрицал, что был непосредственным убийцей Лашкевича и утверждал, что в офицера стрелял «неизвестный солдат». Однако весной 1917 г. он охотно принимал почести как «первый солдат революции».

5 Бубнов Александр Дмитриевич (29 мая 1883 г., Варшава — 2 февраля 1963 г., Крань) — русский контр-адмирал, военный теоретик, педагог, писатель, один из основателей военно-морского флота и высшего военно-морского образования в Королевстве Югославия. Участник Цусимского сражения в Русской-японской войне. Во время Первой мировой войны находился в штабе Верховного Главнокомандующего и занимал должность начальника Морского управления Ставки ВГК. В Англии пожалован титулом сэра за выдающиеся военные заслуги в деле союзнического взаимодействия в Первой мировой войне. Кавалер орденов Российской, Британской и Японской империй, Румынского и Югославского королевств, Французской Республики. С 1920 г. жил и работал в эмиграции.

6 Бубнов А.Д. В царской ставке. М.: Вече, 2008. С. 229.

7 Краснов Пётр Николаевич (10[22] сентября 1869 г., Санкт-Петербург — 16 января 1947 г., Москва) — генерал Русской императорской армии, атаман Войска Донского, военный и политический деятель, писатель и публицист. В 1888 г. первым в выпуске (с занесением его имени золотыми буквами на мраморную доску) окончил Павловское военное училище. В годы Первой мировой командовал казачьей дивизией, корпусом, был ранен. С мая 1918 г. — атаман Донского казачества. Затем в эмиграции. Во время Второй мировой войны занимал пост начальника Главного управления казачьих войск Имперского министерства восточных территорий Германии. Казнён по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР в январе 1947 г.

8 Епанчи́н Николай Алексеевич (17 января 1857 г. — 12 февраля 1941 г., Ницца, Франция) — русский генерал от инфантерии, писатель. Образование получил в Павловском военном училище и Николаевской академии Генерального штаба. Участник Русско-турецкой войны 1877—1878 гг. В декабре 1900 г. произведён в генерал-майоры и назначен директором Пажеского корпуса, а 16 июня 1901 г. — экстраординарным профессором Николаевской академии Генерального штаба с оставлением в должности директора. В годы Первой мировой войны командовал 3-м армейским корпусом. С 1920 г. в эмиграции.

9 Епанчин Н.А. На службе трёх императоров. М.: Издание журнала «Наше Наследие», ГФ «Полиграфресурсы», 1996. С. 466.

10 Деникин А.И. Указ. соч. С. 138.

11 Верцинский Эдуард Александрович (5 января 1873 г., Ревель — 17 апреля 1941 г., Ленинград) — генерал-майор. Образование получил в Павловском военном училище и Николаевской академии Генерального штаба. После окончания училища служил в лейб-гвардии Кексгольмском полку. После окончания академии преподавал в Чугуевскому пехотном юнкерском училище. Участвовал в Русско-японской, Первой мировой войнах. В годы Первой мировой командовал 145-м пехотным Новочеркасским полком, а затем гвардейской стрелковой дивизией. В 1923 г. эмигрировал в Эстонию. После ввода советских войск в Прибалтику (1940 г.) был арестован и расстрелян в Ленинграде в 1941 г.

12 Верцинский Э.А. Год революции. Воспоминания офицера Генерального штаба за 1917—1918 годы. Таллинн: ERK, 1929. С. 10.

13 Врангель Пётр Николаевич (15(27) августа 1878 г., Новоалександровск, Ковенская губерния — 25 апреля 1928 г., Брюссель, Бельгия) — русский военачальник, участник Русско-японской и Первой мировой войн, один из руководителей Белого движения в годы Гражданской войны. Главнокомандующий Русской армией в Крыму и Польше (1920). Генерал-лейтенант Генерального штаба. В 1901 г. окончил Санкт-Петербургский горный институт. Работал в Иркутске чиновником для особых поручений при генерал-губернаторе. Службу начал вольноопределяющимся в конно-гвардейском полку. В 1910 г. окончил Николаевскую военную академию, а в 1911 г. — курс Офицерской кавалерийской школы. Первую мировую войну встретил командиром эскадрона конного полка в чине ротмистра, а уже в январе 1917 г. был произведён в генерал-майоры и вскоре назначен командиром сводного кавалерийского корпуса. С ноября 1920 г. в эмиграции.

14 Врангель П.Н. Воспоминания: В 2 ч. 1916—1920. М.: Центрполиграф, 2006. С. 34.

15 Айзов В. Последние дни корпуса во Пскове // Досуг кадета-псковича. 1957. № 1. С. 26.

16 Геруа Борис Владимирович (9 марта 1876 г., Санкт-Петербург — март 1942 г., Девоншир, Великобритания) — генерал-майор, художник–портретист. Окончил Пажеский корпус и Николаевскую академию Генерального штаба (1904 г.). Участник Русско-японской и Первой мировой войн. В начале Первой мировой войны назначен командиром 123-го Козловского пехотного полка, с которым участвовал в Галицийском сражении. С декабря 1915 г. — командир лейб-гвардии Измайловского полка, а с июня 1916 г. — генерал-квартирмейстер «Войск гвардии». В эмиграции с 1918 г.

17 Геруа Б.В. Воспоминания о моей жизни. Т. II. Париж: Танаис, 1970. C. 170.

18 Врангель П.Н. Указ. соч. С. 31.

19 Айзов В. Указ. соч. С. 26, 27.

20 Апостолов Н. Николаевское артиллерийское училище // Кадеты и юнкера в белой борьбе и на чужбине. М.: Центрполиграф, 2003. С. 52.

21 Граббе П. Окна на Неву: Мои юные годы в России. СПб.: Иванов и Лещинский, 1995. С. 144.

22 Подробно см.: Колоницкий Б.И. Погоны и борьба за власть в 1917 году. СПб.: Остров, 2001. С. 83.

23 Верцинский Э.А. Указ. соч. С. 14.