Огнемёты для русской армии в годы Первой мировой войны

Аннотация. В статье на основе архивных источников даётся обзор истории отечественного военного изобретательства в сфере огнемётного оружия. Большая часть документов, использованных в работе над статьёй, прежде всего источников из фондов Российского государственного военно-исторического архива, впервые введена в научный оборот. Выявлены несколько неизвестных ранее типов огнемётов, существовавших в виде опытных образцов. Описаны устройство и характеристики этих изделий. Изложены новые подробности об известных отечественных огнемётах 1914—1918 гг. Приведены данные о количестве огнемётов, заказанных и поставленных для русской армии к январю и сентябрю 1917 года. Уточнена распространённая в историографии оценка общего числа огнемётов, произведённых в России во время Первой мировой войны.

Ключевые слова: Первая мировая война; огнемёты; военное изобретательство; Технический комитет ГВТУ; огнемёт СПС; Э.-И.С. Товарницкий; В.И. Левицкий; К.Н. Карагодин; А.И. Горбов.

Summary. The paper reviews the history of domestic military invention in the field of flamethrower weapons on the basis of archival sources. Most of the documents used in the paper, mainly sources from the Russian State Military Historical Archive, were introduced into the scientific circulation for the first time. Several previously unknown types of flamethrowers, which existed in the form of prototypes, are revealed. Their design and characteristics are described. New details of the known domestic flamethrowers of 1914—1918 are presented. Data are given on the number of flamethrowers ordered and delivered to the Russian army up to January and September 1917. The historiographical estimate of the total number of flamethrowers produced in Russia during the Great War is clarified.

Keywords: World War I; flamethrower; military invention; Technical Committee of the Main Military-Technical Directorate; SPS flamethrower; E.-I.S. Tovarnitsky; V.I. Levitsky; K.N. Karagodin; A.I. Gorbov.

ИЗ ИСТОРИИ ВООРУЖЕНИЯ И ТЕХНИКИ

БАХУРИН Юрий Алексеевич — член Российской ассоциации историков Первой мировой войны

«РАНО ИЛИ ПОЗДНО И В РОССИИ ПРИДЁТСЯ ОБРАТИТЬ ДОЛЖНОЕ ВНИМАНИЕ НА ПРИМЕНЕНИЕ ОГНЯ НА ВОЙНЕ»

Огнемёты для русской армии в годы Первой мировой войны

История развития огнемётно-зажигательного оружия в России в годы Первой мировой войны является достаточно востребованной у историков. Отечественные и зарубежные исследователи неоднократно обращались к ней, в т.ч. в новейшей историографии — среди работ по данной теме необходимо назвать научные и научно-популярные публикации А.Н. Ардашева, С.Л. Федосеева, В.В. Глазкова, А.В. Олейникова, М.В. Супотницкого и других авторов1. Вместе с тем история военного изобретательства в тот период была и остаётся скорее обделённой вниманием учёных, тогда как обращение к ней позволяет расширить представления и уточнить данные и о русском огнемёте в 1914—1918 гг. Подобная попытка предпринята в настоящей статье. Нами учитывались огнемёты, получившие материальное воплощение — принятые на снабжение русской армии, а также изготовленные в виде опытных образцов для проведения испытаний: подчас грань между этими категориями является неявной ввиду скудности источниковой базы.

В начале весны 1915 года В.И. Левицкий из г. Грозного Терской области направил заявление на имя военного министра генерала от кавалерии В.А. Сухомлинова. Он предлагал «аппарат, могущий дать пламя длиною в 7—9 аршин (5—6,4 м), для применения на войне при отбитии штурма» — например, штурма неприятельскими войсками главной позиции полевой обороны русской пехотной дивизии2. Огнемёт системы Левицкого состоял из двух резервуаров: бензобака и ещё одной ёмкости, наполненной сжиженным светильным газом, и из двух трубок (соединявшей два бака и второй, коленчатой, присоединённой к бензобаку). В последнюю впускался сжатый газ, вследствие чего бензин выбрасывался из коленчатой трубки сильно бившей струёй, которая при желании могла быть распылена или зажжена посредством бензинового же факела. Левицкий полагал, что огненная струя длиной до 6,4 м поможет отражать атаки пехоты противника.

Сконструированный автором аппарат 12 марта 1915 года был продемонстрирован во дворе Инженерного замка. Присутствовавшие при испытаниях специалисты Технического комитета Главного военно-технического управления (ГВТУ) отмечали чрезвычайную чуткость пламени к потокам воздуха. Военные инженеры находили, что бойцы в траншеях не сумеют одновременно орудовать аппаратом Левицкого и штыком при отбитии неприятельских атак: пламя станет обжигать собственных солдат на бруствере, да и попросту нельзя настолько близко допускать противника к окопам. Технический комитет полагал, что в какие-либо моменты обороны или атаки аппарат Левицкого мог принести некоторую пользу, но в целом он признавался не имевшим боевого значения. Такой вывод не устроил Левицкого. В датированном 21 апреля 1915 года письме уже начальнику штаба Верховного главнокомандующего изобретатель сообщал, что дистанцию «поджога» неприятельских солдат можно увеличить. Для этого, был уверен Левицкий, необходим только гибкий бронированный шланг. «Затем можно указать еще на то, что при частом расположении аппаратов — прорыв неприятеля невозможен, ибо на расстоянии в 10 саженей (21,34 м) от конца пламени — жар нестерпим», — добавлял изобретатель в своём письме3. Судя по отложившимся в архиве источникам, переписка по этому предложению не имела дальнейшего развития. Тем не менее изобретение Левицкого вправе считаться первым ранцевым огнемётом, сконструированным в России и прошедшим испытания.

Приблизительно в то же время в России инспектором инженерной части Московского военного округа генерал-майором А.П. Ершовым был изготовлен и испытан один из первых, если не первый, тяжёлый огнемёт. Генерал-майор А.П. Ершов в годы Первой мировой войны стал автором целого ряда военно-технических предложений. В частности, 24 апреля 1915 года изобретатель представил начальнику ГВТУ генерал-лейтенанту барону Е.Э. фон дер Роппу доклад о проведённых им опытах по применению струи огня для оборонительного и наступательного боя. Целью этих экспериментов было выяснение того, какая именно горючая смесь лучше всего подойдёт для огнеметания и посредством чего его следует производить. Испытания показали: «Керосин с прибавкой бензина, а летом нефти вполне пригоден для поставленной цели. <…> Аппарат для действия огнем должен состоять из нескольких (3—4) небольших герметических котлов, емкостью не более 6 пудов [98,28 кг] каждый… соединяемых между собою в батарею гибкими трубами или флянцами. К ним присоединяется один или два цилиндра с углекислотой». Детали конструкции аппарата излагал, вероятно, сам генерал-майор А.П. Ершов4. Согласно его расчётам при уровне давления 10—12 атм в резервуарах для горючей смеси дальность выброса струи достигнет 35 м, а расход горючего составит около 184,5 л/мин. Тяжёлый огнемёт системы Ершова был признан Техническим комитетом ГВТУ не пригодным для военных целей, но при этом отмечалось, что его «надлежит иметь в виду»5. В книге А.Н. Ардашева и С.Л. Федосеева утверждается, что тяжёлый огнемёт системы Ершова было решено принять на снабжение русской армии6. Однако ни о производстве этих устройств, ни об их боевом применении на сегодняшний день нам ничего не известно.

Ещё один оригинальный вариант огнемёта был разработан и даже построен крестьянином И.Г. Болтышевым из села Пичаево Моршанского уезда Тамбовской губернии. Согласно утверждениям самого изобретателя он писал об «огневом аппарате» великому князю Николаю Николаевичу начиная с февраля 1915 года. Ответов на послания Болтышева не последовало, а потому он собрался и приехал в Петроград для доклада о своём детище и испытания его опытного образца. Болтышев весьма нуждался в средствах, проживал в квартире на Невском проспекте в долг, нередко голодал и вдобавок потратил 25 рублей только на телеграммы. Отсутствие ответов на свои сообщения Болтышев списывал на происки неприятеля, апеллируя к нашумевшему «делу Мясоедова». Описание его разработки было выполнено и представлено в Главное артиллерийское управление (ГАУ) вместе с протоколом испытаний от 2 июля 1915 года.

Огнемёт системы Болтышева состоял из баллона для зажигательной жидкости, в котором были предусмотрены «три горловинки»7. Первая из них соединялась резиновой трубкой с велосипедным насосом для нагнетания давления в баллоне, вторая служила для наполнения резервуара горючей смесью «и третья горловинка резиновой трубкой соединяется с металлической трубкой длиною около 3 аршин (2,13 м); свободный конец этой металлической трубки несет на себе две тоненьких трубки, выбрасывающих жидкость»8. К той же металлической трубке наряду с пульверизаторами крепилась ёмкость с керосином и двумя горелками. Наполнив баллон зажигательной смесью, Болтышев в ходе испытаний сам орудовал насосом, повышая давление в резервуаре, и производил огнеметание. Струи горевшей жидкости выбрасывались на дистанцию до 2,84 м, но порывы встречного ветра гасили их, отсекая едва ли не у самых горелок: «В конечном результате многие паянные части конца трубки распаялись» (вероятно, речь шла о вышеупомянутых тонких трубках, припаянных Болтышевым к наконечнику основной трубки)9. Пролившаяся на землю смесь горела, Болтышеву приходилось поджигать смесь у горелок вручную. Испытательная комиссия пришла к выводу, что «огневой аппарат» системы Болтышева теоретически мог быть полезен «при отражении атак, при защите опорных пунктов и в крепостной войне»10. Вместе с тем конструкцию огнемёта признали крайне несовершенной и примитивной, а само изобретение — не пригодным к использованию. Эти выводы были переданы в ГВТУ.

23 июля 1915 года состоялось очередное заседание Технического комитета этого управления. Совещательный член комитета генерал-майор В.В. Малков-Панин выступил с докладом об изобретении Болтышева. Докладчик подчеркнул, что переносить огнемёт и манипулировать им может один оператор. «Особенность системы состоит в том, что воздух накачивается во время действия, а не до него, как в других приборах подобного рода», — отметил генерал-майор Малков-Панин11. Обменявшись мнениями, военные инженеры сочли желательным оказать содействие энтузиасту в дальнейшей разработке его аппарата. Технический комитет одобрил выдачу Болтышеву 159 рублей в расчёте на повторные испытания сконструированного им огнемёта12. Информации о них, как и о применении «огневого аппарата» в бою не обнаружено.

Летом того же 1915 года началась история ещё одного отечественного огнемёта, дошедшего до серийного производства. К военному ведомству России с предложением огнемёта собственной конструкции обратился австрийский подданный горный инженер Эдмунд-Иосиф Сас Товарницкий. Начальник штаба Юго-Западного фронта генерал-лейтенант С.С. Саввич 24 июля 1915 года препроводил дежурному генералу при Верховном главнокомандующем переписку с Товарницким о проекте «изобретенных им приборов для получения все сжигающей огненной завесы перед окопами»13.

Устройство ранцевого огнемёта системы Товарницкого неоднократно описывалось в литературе. Здесь следует отметить, что, по данным исследователя В.В. Глазкова, к окончанию 1916 года количество произведённых ранцевых огнемётов системы Товарницкого не превышало 135 единиц14. Однако в действительности их было изготовлено почти на порядок больше (уточнённые сведения об этом приведены далее в тексте статьи). Также Товарницкий спроектировал тяжёлый траншейный огнемёт ёмкостью 195 л, но дистанция его действия равнялась максимум 32 м по ветру, а в атаке этот аппарат был практически бесполезен. Интересно, что изначально изобретателем предлагалось нечто совершенно иное по конструкции и действию: «При помощи особых бензино-моторов размером приблизительно по 2 метра длины 80 сантиметров ширины и 2 метра высоты весом 25 пудов выбрасывается всесжигающая огневая жидкость… При времени до 10-ти минут эта жидкость огненной полосой распространяется до 600 шагов (около 427 м)»15.

Таким образом, в распоряжении Русской Императорской армии появился второй огнемёт, а вскоре успехом увенчалась разработка ещё одного аппарата. Её поручили заведующему лабораторией Николаевской инженерной академии А.И. Горбову. Будучи опытным химиком, в самом начале Первой мировой войны он успешно разработал состав воспламеняющейся жидкости. К началу осени 1915 года были изготовлены два десятка опытных образцов, а также компрессор для нагнетания воздуха в баллонах.

27 февраля 1916 года ГВТУ заказало механическому заводу акционерного общества «Лангензипен и К°» изготовить 1500 огнемётов системы Горбова до мая того же года16. Проведённое В.В. Глазковым исследование не выявило каких-либо данных о действительном выполнении этого заказа17. Однако тому всё же есть документальные подтверждения. Например, начальник инженерных снабжений армий Западного фронта генерал-лейтенант А.Н. Коваленко в служебной записке начальнику штаба 10-й армии от 22 апреля 1917 года цитировал уведомление ГВТУ, согласно которому «изготовлено 1500 легких огнеметов Д.С.С. Горбова для надобностей действующей армии»18.

9 мая 1916 года техник Т.П. Поддубный из Баку направил в Технический комитет ГВТУ свой проект «копья с горящей струей», а также копию акта об испытании этого копья «в присутствии командира 41 ополченской легкой батареи Подполковника барона Штакельберга и архитектора бакинского градоначальства г. Гензель»19. 11 августа 1915 года им была продемонстрирована модель копья авторства Поддубного — «не в окончательном виде, а представляла собой просто газовую трубу (древко)» с заострённым наконечником и соплом для выпуска, собственно, горящей струи, а также навинчивавшегося на ту же трубку резервуара со сжатым воздухом. По словам изобретателя, боевая масса этого оружия могла быть приближена «к весу пики существующего образца плюс вес бензина, равный 2-м фунтам (0,82 кг)»20. Бензин наливался непосредственно в полое древко, а затем туда из резервуара подавался сжатый воздух, который, «надавливая на бензин, выжимал последний распыленной струею на протяжение от 4х до 2х аршин (2,84—1,42 м). Струю эту приходилось поджигать особо, т[ак] к[ак] для автоматического зажигания приспособления не имелось. Продолжительность выбрасывания горящей струи была — 14 секунд»21. Ю.-Э.К. Гензель и А.К. фон Штакельберг находили саму идею копья Поддубного потенциально полезной для обороны окопов и траншей, где мог бы храниться запас баллонов со сжатым воздухом. «Что же до применения копья в атаках кавалерии и пехоты, то принимая во внимание выше приведенную непродолжительность действия струи и затруднительность снабжения солдат переносными резервуарами… находим мало практичным», — подытоживали они, подписывая акт об испытании изобретения Поддубного22.

Поддубный, которому не разрешили присутствовать при составлении акта, приложил к нему свой подробный комментарий. «Достать настоящее стальное копье мне было трудно; пришлось воспользоваться тем материалом, какой был под рукой и какой нашелся в Баку», — объяснял изобретатель, вероятно, имея в виду газовую трубу из железа23. Он добавлял, что собирался повесить резервуар для сжатого воздуха пехотинцу за спину вместо ранца или прикрепить к седлу, чтобы копьём могли сражаться и кавалеристы.

На заседании Технического комитета ГВТУ 2 июня 1916 года генерал-лейтенант А.И. Калишевский, пересказав описание изделия Поддубного, констатировал: «Подобные приборы уже предлагались комитету, но практического применения не получили вследствие крайне незначительного эффекта их действия»24. Военные инженеры согласились с этим выводом, а 22 июня отдел изобретений Центрального военно-промышленного комитета постановил присоединиться к мнению ГВТУ и отклонить предложение Поддубного25.

В следующем году в русскую армию начали поступать разработки союзников по Антанте, в частности, британские ранцевые огнемёты систем Тилли-Госко и Лоуренса. Первые из них помимо недостаточной надёжности конструкции отличались дороговизной; вторым было присуще меньше недостатков. Важная роль в освоении заграничных аппаратов отечественными операторами возлагалась на прапорщиков К.Н. Карагодина и С.И. Ворону — бывших военнопленных, бежавших в Англию и возвратившихся в Россию в 1916 году в качестве инструкторов.

К.Н. Карагодин в дальнейшем стал видным организатором и первым исследователем истории огнемётного дела в русской, а затем и Красной армии. Сами британские военные прибыли в запасную химическую роту со стационарными огнемётами системы Винсента (по фамилии изобретателя капитана Винсента из министерства вооружений). Эти огнемёты представляли собой батарею из сообщающихся медными трубками резервуаров с зажигательной жидкостью и баллонов со сжатым воздухом, подававшимся в первые ёмкости. Протяжённость выбрасывавшейся этим аппаратом огненной струи составляла от 60 до 80 м26.

Ещё один британский оружейник, капитан Уильям Ливенс, разработал огнемёты двух типов: тяжёлый, массой 2,5 т, для установки в минных галереях, и полупереносной, но тоже достаточно громоздкий. Полсотни огнемётных галерейных батарей были закуплены Россией в конце 1916 — начале 1917 года, но они ни разу не применялись на Русском фронте Первой мировой войны27.

Отечественными же инженерами С.Н. Странденом, И.Г. Поварниным и М.Е. Столицей летом того же 1916 года была предложена конструкция фугасного поршневого огнемёта. Он остался в истории под аббревиатурой СПС (акроним из первых букв фамилий изобретателей). В нём горючая жидкость выбрасывалась из стального цилиндрического корпуса потоком пороховых газов после взрыва порохового выбрасывающего патрона, снабжённого электрическим запалом с источником тока, на расстояние 35—50 м. Огнесмесь воспламенялась тёрочным зажигательным патроном, установленным на сопле. Будучи новаторской разработкой, на поля сражений Первой мировой изделия СПС всё же опоздали.

Встречающаяся в литературе информация о серийном производстве фугасных огнемётов и их снаряжении «на построенном в 1915 году Казанском нефтеперегонном заводе, где впервые в России было организовано необходимое для выпуска взрывчатых веществ производство ароматических углеводородов»28, например, бензола, толуола и т.д., не подтверждается сведениями из источников. При этом на заседании Особого совещания для обсуждения и объединения мероприятий по обороне государства 16 августа 1917 года было одобрено распоряжение ГАУ «о заказе фирме “Мохов и Фалькевич” 400 штук огнемётов-фугасов и Московскому военно-промышленному комитету патронов к этим огнемётам»29. Упомянутые огнемёты являлись не чем иным, как разработкой Страндена, Поварнина и Столицы, а их производство и снаряжение было, таким образом, сосредоточено в Москве. Там же ранее из недорогих газовых труб были изготовлены 50 опытных образцов этих огнемётов30. Единственный пример их боевого применения относится к 14 октября 1920 года, когда части 2-го армейского корпуса Вооружённых сил Юга России генерал-лейтенанта В.К. Витковского при поддержке танков и артиллерии атаковали позиции Красной армии на Каховском плацдарме. Этими изделиями была вооружена огнемётная команда сражавшейся там Ударно-огневой бригады РККА. Огнемёты были вкопаны на одном из участков основной линии обороны, и выстрелы из них, без преувеличения, ошеломили наступавшие подразделения белых. Согласно журналу боевых действий Ударно-огневой бригады те бежали «в паническом страхе от невиданных ими снарядов, с криками ужаса, бросая сумки, пулемётные ленты, снаряды…»31.

Сколько всего огнемётов было у русской армии? К.Н. Карагодин в своём докладе полевому инспектору Инженерной части при штабе Верховного главнокомандующего 18 декабря 1917 года перечислил имевшиеся на тот момент образцы 10 огнемётных систем: 5 видов ранцевых (Товарницкого, Горбова, Александрова, Тилли-Госко, Лоуренса) и столько же тяжёлых огнемётов (Винсента, Товарницкого, Ершова, Ливенса и СПС), хотя ещё летом того же года в утверждённой генерал-адъютантом А.А. Брусиловым ведомости значился вдвое меньший их список32. Из всех перечисленных аппаратов малоизвестным остаётся огнемёт системы Александрова, о котором нам не удалось отыскать достоверных сведений. Ещё одно «глухое» упоминание неизвестной огнемётной системы содержится в телефонограмме от 19 октября 1916 года, принятой в Управлении военного воздушного флота из 3-го отдела Химического комитета при ГАУ, о предстоявших сравнительных испытаниях «поперечного огнемёта сист[емы] инженеров: Горчинского и Окачинского и малого огнемёта Товарницкого»33. С учётом специфики источника нельзя быть уверенным в точности воспроизведения фамилий, но один из упомянутых инженеров, подполковник В.И. Горчинский, в годы Первой мировой войны разработал зажигательную авиабомбу оригинальной конструкции. Кроме того, в литературе упоминается некий огнемёт системы Архангельского, или т.н. Архангельской системы, якобы выпускавшийся Киевским арсеналом34.

Насчёт общего числа произведённых и поставленных огнемётов среди историков нет единого мнения. Ещё К.Н. Карагодин в вышеупомянутом докладе указал: «Огнеметов Товарницкого заказано было 10 000. Заказ исполнен, и некоторые части фронта, обученные при запасном огнеметно-химическом б[атальо]не, вооружены этой системой»35. Профессор В.Н. Ипатьев не уточнял количества произведённых огнемётов австрийского изобретателя, не оспаривая и сам факт их производства, однако добавлял: «В конце войны были разработаны у нас еще лучшие типы огнеметов, но они не могли быть заготовлены в большом количестве вследствие приостановки деятельности заводов, а также и потому, что уже предвиделось окончание военных действий», т.е. Первой мировой войны36.

Одна из наиболее распространённых не только в отечественной, но и в зарубежной историографии оценок числа огнемётов, произведённых в России в годы Первой мировой войны, составляет 11 446 единиц37. Впервые эта цифра была приведена в статье доктора исторических наук Л.Г. Бескровного как число огнемётов, поступивших в войска до 1 июня 1917 года38. Уточнить эту закрепившуюся в литературе цифру позволяет обращение к архивным источникам, в т.ч. тем, которыми пользовался и сам профессор Л.Г. Бескровный, — в частности, к сохранившейся в фонде ГАУ Российского государственного военно-исторического архива сводной таблице «Сведения о заказах на огнеметы»39. Согласно надписи на обороте листа эта таблица 10 ноября 1917 года была направлена «в Распорядительное Делопроизводство» Военного кабинета министра-председателя Временного правительства и Верховного главнокомандующего.

Таким образом, трактовка числа 11 446 как общего количества произведённых в России к 1 июня 1917 года или за всё время Первой мировой войны огнемётов является ошибочной. Согласно первоисточнику таково было общее число не изготовленных, а лишь заказанных изделий. Причём без аппаратов системы Тилли-Госко, но включавшее в себя огнемёты системы Винсента и Ливенса, производившиеся за границей. Произведено же перечисленных в таблице огнемётов к 1 января 1918 года было: вместе с британскими тяжёлыми аппаратами — 10 716, без них — 10 670 штук. Вкупе с 1500 экземплярами огнемёта системы Горбова и 450 аппаратами СПС, если допустить, что все до единого заказанные устройства были изготовлены, и учесть полсотни опытных образцов, эти числа увеличатся до 12 666 и 12 620 соответственно. Они превосходят большинство бытующих в литературе оценок, но и эти данные было бы корректнее считать минимальными, нежели исчерпывающими.

Единственный на сегодняшний день упоминающийся в печати пример (по крайней мере попытки) боевого применения огнемётов русскими войсками относится к началу Июньского наступления русской армии. 17 июня 1917 года у Бржезан огнемётчики химической команды 7-й армии после артиллерийской подготовки, продлившейся около часа, возглавили атаку позиций немецкого 104-го резервного полка, но она была сорвана массированным встречным ружейно-пулемётным и артиллерийским огнём. Последующая атака тоже не имела успеха. После повторной артиллерийской подготовки русскими войсками была предпринята уже не огнемётная, а газобаллонная атака, т.е. произведён пуск боевых отравляющих веществ из газовых баллонов на неприятельскую позицию40. К.Н. Карагодин, ведущий специалист в русской армии по вопросам огнемётного вооружения, констатировал в процитированном ранее докладе: «Полуторагодичное существование огнемётного дела в России не дало ожидаемых результатов»41. Однако даже это суждение не отрицало ни трудов изобретателей, энтузиастов и инженеров над проектами огнемётов, ни масштабной работы по их выпуску, хотя и шедшей трудно по ряду причин, прежде всего из-за нехватки необходимых материалов у производителей и сложностей с изготовлением усовершенствованных деталей42.

Результаты этой работы не пропали впустую. Достаточно отметить, что в руководстве по обращению с огнемётами, изданном в 1927 году Военно-химическим управлением Управления снабжений РККА для командного состава Красной армии, из числа отечественных образцов оружия приведены аппараты системы Товарницкого (ранцевый и траншейный) и фугасный огнемёт СПС — разработки времён Первой мировой войны43. К началу Великой Отечественной войны в приграничных укреплённых районах и арсеналах находились те же изделия — их общее количество в 1941 году не известно, но оценивается в литературе как незначительное44.

К.Н. Карагодин был прав и тогда, когда предрекал: «Рано или поздно и в России придется обратить должное внимание на применение огня на войне… Борьба огнем дело будущей войны»45.С ноября 1940 года на вооружение огнемётных команд стрелковых полков Красной армии начал поступать ранцевый огнемёт системы В.Н. Клюева и М.П. Сергеева — РОКС-2, после очередной модернизации в 1942 году получивший наименование РОКС-3. В первые месяцы Великой Отечественной войны началось формирование отдельных рот фугасных огнемётов ФОГ-1 — наследников изобретения Страндена, Поварнина и Столицы. В середине 1943 года из них были созданы отдельные огнемётные и моторизованные противотанковые огнемётные батальоны, на вооружении которых состояли уже модернизированные фугасные огнемёты ФОГ-246.

В советских разработках огнемётного вооружения учитывался и использовался опыт предшественников периода первого общемирового конфликта — ещё в 1934 году сотрудник научно-исследовательского отдела Военно-химической академии РККА имени К.Е. Ворошилова И.М. Караваев отмечал в отчёте о научно-исследовательской работе по проблематике струеметания: «Союзные армии войны 1914—1918 года, в том числе и царская Россия, создавали огнемётные системы, пользуясь экспериментальными данными…» — т.е. данными, полученными изобретателями и конструкторами огнемётов того периода47. История же военного изобретательства в России во время Первой мировой войны и в последующие годы может служить примером преемственности в развитии отечественного вооружения.

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Ардашев А.Н. Зажигательное и огнемётное оружие. М.: Яуза; Эксмо, 2009; Ардашев А.Н., Федосеев С.Л. Огнемётные танки и ручные огнемёты в бою. М.: Яуза; Эксмо, 2014; Глазков В.В. Оружие Великой войны: гранаты, химическое оружие и огнемёты Российской армии. М.: Русские Витязи, 2018; Олейников А.В. Потомки греческого огня // Независимое военное обозрение. 2018. № 35. С. 10; Супотницкий М.В. Инженер Рихард Фидлер и его огнемётная эпопея в России накануне Первой мировой войны // Вестник войск РХБ защиты. 2018. Т. 2. № 3. С. 64—89; Супотницкий М.В., Петров С.В., Ковтун В.А. Химическое оружие в Первой мировой войне: монография. М.: Русская панорама; СПСЛ, 2020; McNab C. The Flamethrower. Oxford: Osprey Publishing, 2015; и др.

2 Российский государственный военно-исторический архив (РГВИА). Ф. 2003. Оп. 2. Д. 696. Л. 71 об.

3 Там же. Л. 97 об., 98.

4 Архив Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи (АВИМАИВ и ВС). ИДФ 22/1214. Л. 130—132.

5 Там же. Л. 130 об.

6 Ардашев А.Н., Федосеев С.Л. Указ. соч. С. 24.

7 РГВИА. Ф. 803. Оп. 1. Д. 1828. Л. 228 об.

8 Там же.

9 Там же. Л. 231, 231 об.

10 Там же. Л. 231 об.

11 Там же. Л. 229.

12 Там же.

13 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3953. Л. 219.

14 Глазков В.В. Указ. соч. С. 188.

15 РГВИА. Ф. 2067. Оп. 1. Д. 3953. Л. 211.

16 Глазков В.В. Указ. соч. С. 178.

17 Там же. С. 189.

18 РГВИА. Ф. 2144. Оп. 1. Д. 371. Л. 342.

19 Там же. Ф. 13251. Оп. 4. Д. 304. Л. 3.

20 Там же. Л. 8.

21 Там же.

22 Там же. Л. 2, 8.

23 Там же. Л. 5.

24 Там же. Л. 3.

25 Там же. Л. 9.

26 Ардашев А.Н. Указ. соч. С. 207.

27 Супотницкий М.В., Петров С.В., Ковтун В.А. Указ. соч. С. 327—330, 371.

28 См., например: Ардашев А.Н., Федосеев С.Л. Указ. соч. С. 30.

29 Журналы Особого совещания по обороне государства. 1917 год. Т. 1. / Сост. В.А. Емец, С.В. Воронкова, Д.А. Колесниченко, Т.Д. Крупина, Л.Я. Сает. М.: Институт истории СССР АН СССР, 1978. С. 669.

30 Захаров А.А. Организационно-хозяйственная деятельность Московского областного военно-промышленного комитета по оказанию помощи армии в годы Первой мировой войны // Аспекты гуманитарного знания / Под общ. ред. И.Е. Воронковой. Орёл: Изд-во ОрёлГИЭТ, 2015. С. 41.

31 Куприянов А.В. Подбитый танк «Великая Россия»: Ударно-огневая бригада в боях за Каховский плацдарм // Родина. 2011. № 2. С. 111.

32 РГВИА. Ф. 2003. Оп. 1. Д. 1685. Л. 601, 604, 604 об.

33 Там же. Ф. 493. Оп. 4. Д. 121. Л. 369.

34 Бушмаков Д.А. Русская армия в Великой войне, 1914—1917 гг. Т. 2. М.: Красивая Книга, 2017. С. 202; Олейников А.В. Указ. соч. С. 10.

35 Карагодин К.Н. Огнемётное дело. Положение вопроса об огнеметании до 1914 г. и применение огнемётов в войну 1914—1918 гг. // Военно-инженерный сборник: материалы по истории войны 1914—1918 гг. Кн. 2. М.: Типография Т-ва И.Д. Сытина, 1919. С. 85.

36 Ипатьев В.Н., Фокин Л.Ф. Химический комитет при Главном артиллерийском управлении и его деятельность для развития отечественной химической промышленности. Пг.: СВЕТОЧ, 1921. С. 71.

37 Ардашев А.Н., Федосеев С.Л. Указ. соч. С. 40; Бушмаков Д.А. Указ. соч. С. 203; McNab C. Op. cit. P. 18.

38 Бескровный Л.Г. Производство вооружения и боеприпасов для армии в России в период империализма (1898—1917 гг.) // Исторические записки. Т. 99. М.: Наука, 1977. С. 120.

39 РГВИА. Ф. 504. Оп. 16. Д. 155. Л. 1—2.

40 Олейников А.В. Указ. соч. С. 10.

41 Карагодин К.Н. Указ. соч. С. 83.

42 Там же.

43 Руководство для командного состава по обращению и пользованию огнемётами. М.; Л.: Гос. изд-во. Отд. воен. литературы, 1927. С. 29—78.

44 Дмитриев Д.М., Якубов В.Е. Боевой опыт химических войск и химической службы в Великой Отечественной войне (1941—1945 гг.): сборник примеров. М.: Воениздат, 1989. С. 3.

45 Карагодин К.Н. Указ. соч. С. 84, 85.

46 Бабушкин А.В. Огнемётчики 2-го Украинского фронта в боях за Родину // Военно-исторический журнал. 1970. № 7. С. 100.

47 Центральный архив Министерства обороны РФ. Ф. 38. Оп. 11355. Д. 2839. Л. 4.