Новая книга об «академиках»-генштабистах

Аннотация. Рецензия на книгу А.В. Ганина «Закат Николаевской военной академии 1914—1922».

Summary. A review of the book by A.V. Ganin ‘Decline of the Nikolaev Military Academy, 1914-1922’.

КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ

ПУЧЕНКОВ Александр Сергеевич — доцент Института истории СПбГУ, доктор исторических наук

(Санкт-Петербург. E-mail: ap80@mail.ru; a.puchenkov@spbu.ru).

 

НОВАЯ КНИГА ОБ «АКАДЕМИКАХ»-ГЕНШТАБИСТАХ

 

Новая книга* доктора исторических наук А.В. Ганина — результат его многолетней кропотливой работы во многих архивохранилищах России, Украины, Закавказья, Польши, Франции, США. Иначе говоря, перед нами — блестящий пример одновременно и собирательской, и аналитической работы: историком извлечён из архивов, профессионально и глубоко аналитически обработан огромный массив документов, как правило, впервые вводимых в научный оборот.

В итоге увидел свет обобщающий труд, не только обладающий несомненной научной ценностью и могущий служить серьёзным подспорьем при создании специализированных изданий по истории русского офицерского корпуса в 1914—1922 гг., но и дающий широкую палитру жизни российского общества в переломную для нашей страны эпоху Первой мировой войны, великой революции и Гражданской войны.

А.В. Ганин — автор честной истории русского офицерства на изломе эпох. Историк не склонен идеализировать офицеров, изображать их святыми или рыцарями без страха и упрёка. В своих трудах1 ему удалось показать представителей элиты русской армии в чрезвычайно сложное время и в чрезвычайно сложных обстоятельствах, которые сами по себе предполагали необходимость принятия офицерами крайне рискованных решений — выбор неизбежный и в то же время крайне опасный вне зависимости от того, чью сторону принимал в итоге недавний верноподданный Его Величества. Идти с красными или с белыми? Может быть, принять пресловутый нейтралитет и попытаться избежать участия в Гражданской войне? Поступить на службу в одну из национальных армий? Абсурдность ситуации заключалась в том, что, принимая то или иное решение, офицер в любом случае обрекал себя на проклятия части своих былых сослуживцев и ставил не только свою жизнь, но и жизнь своих близких под смертельную угрозу. Гарантированного рецепта сохранения жизни в ту пору ни для кого не существовало, примеров этому несть числа. Служба у белых в идеальном варианте могла привести к вынужденному оставлению Родины; служба военспецом у красных или в армии «националов» и отказ или невозможность по целому ряду причин покинуть Россию могли обернуться для вчерашнего царского офицера «великой чисткой» 1937—1938 гг. Не случайно работа одного из предшественников А.В. Ганина — московского историка С.В. Волкова была названа «Трагедия русского офицерства»2. Думается, в названии этой книги содержится страшная правда. Нелёгкий нравственный выбор, перед которым были поставлены офицеры после отречения императора, а в особенности после повторного распада государственности вследствие прихода к власти большевиков, осложнялся ещё и абсолютным неведением относительно того, какую западню приготовила им судьба.

Сопереживая своим героям, Ганин «строк печальных не смывает», выступая вдумчивым и объективным летописцем печальной для русских офицеров эпохи, приоткрывая новые, доселе не известные исторической науке страницы истории элиты русской армии — корпуса офицеров Генерального штаба в 1914—1922 гг.

Традиционно советский, а затем и российский читатель воспринимал и воспринимает Гражданскую войну как противостояние «народной» Красной армии, предводимой «полководцами-самоучками» — Будённым, Чапаевым, Фрунзе (гораздо реже вспоминают Сорокина или Щорса), с армией белой — вооружённой Антантой до зубов, во главе которой стояли образованные и высокопрофессиональные царские генералы. Победа красных в Гражданской войне изображалась в художественной, а подчас и в научной литературе в духе теории «дубины народной войны» Л.Н. Толстого. Такое представление устраивало официальную историческую науку, полностью подпадая под теорию классовой борьбы и победу «восставшего народа» и «революционной армии» над капиталистами и помещиками, снаряжёнными на бой против своей страны вооружённым империализмом.

То, что в Красной армии служили тысячи военспецов, иначе говоря, бывших царских офицеров, в эту концепцию не вполне укладывалось. О военспецах в советской исторической литературе говорили нехотя, стараясь избегать категоричной положительной или отрицательной оценки; военспец, даже спустя десятилетия после окончания Гражданской войны, находился под подозрением как потенциальный белый агент или перебежчик. Между тем подобное отношение в период самой Гражданской войны не только было неконструктивным, но едва не привело Красную армию к поражению, а большевиков к краху. «В отношении создания командного кадра мы действительно не продвинулись далеко вперёд, и это наш главный недостаток. И в этом отношении наше положение почти что безнадёжно. Хороший командный состав в короткое время создать нельзя. У нас недостаточно оценили значение офицера в регулярных войсках. Бывших офицеров, большей частью незаслуженно, объявили контрреволюционерами, подвергали преследованиям, запирали их в концентрационные лагеря. В то время, когда многие из них заявили о своём желании служить в Красной армии, под влиянием этих преследований десятки тысяч офицеров перешли туда, где таких преследований против них не было. В настоящее время мы расплачиваемся за прежние ошибки», — писал отставленный к тому времени со своей должности бывший главком РККА военспец И.И. Вацетис3. По словам Вацетиса, без привлечения на службу профессиональных офицеров-генштабистов регулярную Красную армию создать бы не удалось. «Могу констатировать, — утверждал Иоаким Иоакимович, — что бывшие офицеры Генерального штаба несут свои тяжёлые обязанности с большим самоотвержением, отдаются делу целиком, и контрреволюционности в их среде не замечается. Хотя у нас немного лиц Генерального штаба, но вести войну в нынешней обстановке без них мы не можем, но среди лиц Генерального штаба, особенно занимающих высшие ответственные посты, чувствуется большая издёрганность и упадок энергии. На них смотрят как на необходимое зло, которое временно необходимо использовать, а потом выбросить за борт, как выжатый лимон. Тем успехом, который нам удалось достичь при создании Красной армии и привождении её на ратные поля, мы обязаны почти исключительно тому, что мне удалось в сентябре 1918 года поставить в ряды действующей армии на ответственные штабные должности, равно и на крупные командные посты, лиц с академическим образованием и бывших офицеров Генерального штаба с большим научным и командным опытом старой армии. Без них, само собой разумеется, у нас не было бы никакой Красной армии и не было бы тех успехов, которых мы достигли. Это необходимо признать. И это колоссальнейшая заслуга бывших офицеров Генерального штаба. Тому у нас уже много доказательств и опыт многих случаев, когда на высокие командные должности допускались лица из политических деятелей, но без научного и командного опыта, и должен свидетельствовать, что ни в одном случае к положительным результатам это не привело. Одно могу отметить, что политические деятели, некоторые охотно и с особым сладострастием тянулись к высоким должностям, но став на таком посту, не знали, что делать, воевали отсебятиной, партизанщиной и портили всё дело, а напортачив, уходили в сторону, предоставляя снова тому же Генеральному штабу поправлять дело»4. Красноречивое признание!

По-настоящему новаторский характер имела монография военного историка А.Г. Кавтарадзе. В этой книге отмечалось, что «в Красной армии к концу гражданской войны служили около 75 тыс. военных специалистов (бывших генералов, кадровых офицеров и офицеров военного времени)»5. 75 тыс. из примерно 280 тыс. представителей русского офицерского корпуса (такова была, приблизительно численность российского офицерства на момент прихода к власти большевиков), которые, по словам Кавтарадзе, оказавшись «не у дел», «разметались» по всей огромной территории бывшей Российской империи»6. Кавтарадзе опроверг устоявшийся штамп советской историографии о том, что Добровольческая армия — армия помещиков и сынков богатых буржуа. Проанализировав послужные списки участников Ледяного похода Добровольческой армии, Кавтарадзе пришёл к выводу о том, что эта армия ни в коей мере не могла считаться «буржуазно-помещичьей»; даже в среде генералов-первопоходников абсолютное большинство не обладало никаким источником дохода, помимо жалованья7. Рухнул один из мифов советской историографии. Чтобы написать такое ещё в советский период, нужно было обладать большой научной смелостью.

Личное общение с А.Г. Кавтарадзе в определённой степени повлияло на становление А.В. Ганина как специалиста. А.В. Ганину удалось вывести исследования русского офицерского корпуса, начатые А.Г. Кавтарадзе, на новый уровень. В значительной степени этому способствовало введение в научный оборот больших массивов архивных документов, показывающих жизнь офицерства, стоявшего друг против друга по разные стороны баррикад, в их диалектической взаимосвязи.

Офицеры Генерального штаба не были святыми; между ними ещё до начала описываемых в книге А.В. Ганина событий существовали острейшие конфликтные отношения, лишь обострившиеся после революции8. Были у них и разные мотивы как идейные, так и вполне прагматические: кто-то не видел смысла в дальнейшей службе после отречения императора, оставаясь идейным монархистом, но не поступая на службу ни в одну из противоборствующих армий; кто-то видел в РККА эмбрион возрождаемого Русского государства и олицетворение России на данном историческом этапе, честно и добросовестно выполняя свой служебный долг в рядах Красной армии; кто-то считал Добровольческую армию продолжением самой идеи Отечества и был готов отдать жизнь за «Единую и Неделимую»; были и те, кто не видел себя вне военной службы, или же офицеры, вынужденные искать службу ради выживания.

«Среди тех, кому пришлось особенно трудно в годину тяжелейших испытаний, выпавших на долю всех слоёв населения России, был и офицерский корпус Российской армии. Когда после Октябрьской революции началась Гражданская война, русские офицеры оказались буквально между молотом и наковальней. После нелёгких испытаний русско-японской и Первой мировой войн перед русскими офицерами встал вопрос, с кем они: с новой властью, утверждавшейся после победы большевиков в 1917 году, или с их противниками… В этой обстановке многие офицеры встали под знамёна белых армий. Тем, кто пошёл вслед за Корниловым, Алексеевым, Деникиным, казалось, что все офицеры должны были поступить так же. Однако на службу в заново созданную на новых принципах и призванную защищать Советскую власть Рабоче-Крестьянскую Красную армию пошли и бывшие офицеры. Не единицы, а десятки, сотни, тысячи. Присутствие в рядах “красных” бывших офицеров, тем более кадровых, вызывало не только недоумение, но и ненависть у тех, кто воевал на стороне “белых”, — справедливо пишет крупнейший петербургский историк А.Н. Цамутали9. Офицеры, служившие в РККА, в большинстве своём поступали на службу добровольно и осознанно, а не исходя из принципа пушкинского Савельича «Барин, поцелуй злодею ручку». Многие военспецы видели в советской власти государственную власть, а не безвольную и аморфную «керенщину»10. Точно так же были честны в своём решении и те офицеры, которые пошли служить под знамёна Деникина, Колчака или Юденича.

Николаевская академия Генерального штаба издавна была заветной мечтой офицеров, грезивших блестящей карьерой; зачастую поступление в академию было единственным шансом вырваться из захолустного провинциального гарнизона в имперскую столицу (как тут не вспомнить героя купринского «Поединка» поручика Николаева с упорством, достойным лучшего применения, год за годом штурмовавшего ворота академии). Выпускников академии в армейской среде называли «академиками Генштаба»11; «академик», по умолчанию, считался олицетворением лучших качеств военного профессионала.

Советский читатель имел представление об академии по воспоминания Маршала Советского Союза Б.М. Шапошникова12, а также мемуарам военспецов М.Д. Бонч-Бруевича, А.А. Самойло13. В перестроечную эпоху в нашей стране широкую известность получили изданные ещё в 1953 году в Нью-Йорке незаконченные воспоминания А.И. Деникина «Путь русского офицера»14.

Но обобщающего исследования о Николаевской академии Генерального штаба в последний период её истории до сего времени не было. Выбор хронологических рамок работы А.В. Ганина вполне логичен — в ноябре 1922 года академия прекратила своё существование. По справедливому замечанию Ганина, «события Первой мировой и Гражданской войн завершили историю академии», что и обусловило границы исследования15.

Монография состоит из 10 тематических глав-очерков, вместе составляющих целостное повествование. Особое внимание автор уделяет специфике организации учебного процесса в условиях военного времени ещё до отречения царя, в период Временного правительства, а затем и в период «академической одиссеи», — когда академия проделала впечатляющее путешествие из Петрограда до Урала, а затем и до Томска и Владивостока. Ганину удалось нарисовать фактографически точный портрет «академика» той поры: перед читателем как живые проходят начальники академии генералы А.И. Андогский, В.Г. Глазов, профессора М.А. Иностранцев, Н.Н. Головин, В.В. Витковский и многие другие; на основе ярких дневниковых и мемуарных свидетельств изображается «мильон терзаний» слушателей академии. Автору удалось впервые показать академию как значимый фактор внутриполитической борьбы в Белой Сибири. Впечатляющая архивная база, положенная в основу исследования, делает выводы автора вполне достоверными. К тексту органически примыкают документальные приложения, представляющие немалую научную ценность: так, на наш взгляд, украшением работы являются отрывки из воспоминаний вдумчивого генштабиста профессора Е.Э. Месснера, мемуары П.Ф. Рябикова и К.В. Семчевского. Думается, исследование А.В. Ганина, логически продолжающее его предыдущую монографию «“Мозг армии” в период “Русской смуты”»16, является серьёзным вкладом в историографию как военной истории России ХХ века, так и в историографию новейшей истории нашей страны в целом. Эта работа, несомненно, найдёт своего читателя.

 

ПРИМЕЧАНИЯ

 

1 Ганин А.В. Черногорец на русской службе: генерал Бакич. М.: Русский путь, 2004. См. рецензию на неё А.Г. Кавтарадзе: Кавтарадзе А.Г. Черногорец А.С. Бакич на русской службе // Воен.-истор. журнал. 2006. № 3. С. 79; Ганин А.В. Атаман А.И. Дутов. М.: Центрполиграф, 2006. 622 с.; Ганин А.В. Корпус офицеров Генерального штаба в годы Гражданской войны 1917—1922 гг.: Справочные материалы. М.: Русский путь, 2009.

2 Волков С.В. Трагедия русского офицерства. М.: Фокус, 1999.

3 Российский государственный военный архив. Ф. 39348. Оп. 1. Д. 6. Вацетис И.И. Десять месяцев на посту Главкома РСФСР (2 января 1920 г.). Л. 11.

4 Там же. Л. 236.

5 Кавтарадзе А.Г. Военные специалисты на службе Республики Советов, 1917—1920 гг. М.: Наука, 1988. С. 198.

6 Там же. С. 220.

7 Там же. С. 227—230. Подробнее см.: Ганин А.В. А.Г. Кавтарадзе [Некролог] // Родина. 2009. № 1. С. 22.

8 Ганин А.В. Становление Красной армии во взаимоотношениях её первых руководителей: М.Д. Бонч-Бруевич, И.И. Вацетис и С.С. Каменев // Альманах Ассоциации исследователей Гражданской войны в России. Вып. 2: Гражданская война в России в контексте международных отношений первой четверти ХХ века. Архангельск, 2015. С. 59—111.

9 Цамутали А.Н. Офицерский корпус российской армии в годы Первой мировой и Гражданской войн. (Историографические заметки) // Гражданская война в России: проблемы истории и историографии: сб. докл. межвуз. науч. конф. Санкт-Петербург. 29 ноября 2013 г. СПб., 2014. С. 63, 64.

10 «Хорошо, когда есть власть. Керенский такой жалкий в сравнении с Лениным и Троцким… Крыленко, по-моему, более нормальный главковерх, чем Керенский. Почему же бесхарактерного присяжного поверенного можно назначить главковерхом, а Крыленко нет… Ленин, Троцкий имеют полное право подавить Духонина… Как сильными людьми Лениным и Троцким можно восхищаться. Можно их ненавидеть, не соглашаться, но это дело не меняет… А в общем власть их безусловная сила». (Архив Военно-исторического музея артиллерии, инженерных войск и войск связи. Ф. 13-р. Оп. 1. Д. 2. Дневник штабс-капитана В.М. Цейтлина. Л. 270, 271. Запись от 11 ноября 1917 г.). Анализ уникального дневника В.М. Цейтлина предпринят в статьях А.В. Ганина (Ганин А. «Теперешние события надо взвешивать в масштабе десятилетий, столетий…» // Родина. 2015. № 3. С. 110—115)), а ещё прежде к дневнику Цейтлина привлекла внимание научной общественности коллективная статья А.П. Жарского, А.А. Михайлова и В.Н. Шептуры (См.: Жарский А.П., Михайлов А.А., Шептура В.Н. Первая мировая война в неопубликованных воспоминаниях В.М. Цейтлина, офицера российской императорской и Красной армий // Вестник архивиста. 2014. № 3. С. 92—110.). Чувства кадровых офицеров по отношению к «керенщине» и Керенскому выразил в своих оригинальных и ещё не подвергнутых «литературной записи» и цензуре воспоминаниям генерал М.Д. Бонч-Бруевич: «Керенщина» — это ни «революция», ни «контрреволюция», это — издевательство и одурачение». (См.: Отдел Рукописей Российской государственной библиотеки. Ф. 369. Картон 421. Ед. хр. 9. Воспоминания М.Д. Бонч-Бруевича. Ч. 1. Со дня «отречения» Николая 2 до 10 сентября 1917 г. 1926 г. Л. 123.).

11 Слащов Я.А. О Добрармии в действии в 1918 году. Ч. I / Публ. А.С. Пученкова // Новейшая история России. 2015. № 3. С. 206.

12 Шапошников Б.М. Воспоминания. Военно-научные труды. М.: Воениздат, 1974. С. 123—170.

13 Самойло А.А. Две жизни. М.: Воениздат, 1958. 276 с.; Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам! М.: Воениздат, 1958. 358 с.

14 Деникин А.И. Путь русского офицера. М.: Современник, 1991. С. 64—83.

15 Ганин А.В. Закат Николаевской военной академии 1914—1922. М.: Книжница, 2014. С. 5.

16 Он же. «Мозг армии» в период «Русской смуты»: Статьи и документы. М.: Русский путь, 2013. 894 с.

* Ганин А.В. Закат Николаевской военной академии 1914—1922. М.: Книжница, 2014. 768 с., ил.