Неизвестные факты спасения Севастопольской панорамы

Аннотация. В статье на основе не публиковавшихся ранее записок ветерана Великой Отечественной войны и непосредственного участника событий А.П. Ломана анализируются неизвестные эпизоды спасения уникального военно-исторического памятника России — панорамы «Оборона Севастополя 1854—1855 гг.» — в 1942 году и его дальнейшего восстановления.

Summary. On the basis of previously unpublished notes of the Great Patriotic War’s veteran and direct participant A.P. Loman, the article analyses the unknown episodes of saving the unique military historical monument of Russia — panorama ‘Defence of Sevastopol in 1854—1855’ — in 1942 and its further restoration.

ЖУРАВЛЁВА Нелли Сергеевна — доцент кафедры отечественной и зарубежной истории Южно-Уральского государственного университета, кандидат исторических наук

(г. Челябинск. E-mail: zhurnell@mail.ru).

 

«РАБОТАЛИ ТОПОРАМИ И МИНИМАЛЬНЫМ ПОЖАРНЫМ ИНВЕНТАРЁМ…»

Неизвестные факты спасения Севастопольской панорамы

 

Севастопольская панорама — первая из четырёх российских панорам-музеев — была открыта в 1905 году в честь пятидесятилетия Первой обороны города периода Крымской войны. Её автор Ф.А. Рубо взял за основу самый яркий эпизод севастопольской эпопеи — бой на Малаховом кургане 6 июня 1855 года. В этот день 75-тысячная русская армия успешно отразила натиск 173-тысячного англо-французского войска. Секрет популярности и мировой известности панорамы заключался в визуальном воплощении образа Севастополя, который символизировал русское национальное наследие. Согласно М. Эдельману символ в геополитике «является чем-то иным, нежели он сам, и он также вызывает особое к себе отношение, ряд впечатлений или картину событий, пробуждающих ассоциации, идущие сквозь время, сквозь пространство, сквозь логику и воображение»1. Эмблематичность Севастополя в коллективной памяти русского общества, по мнению К. Куоллса, первым определил Л.Н. Толстой. В «Севастопольских рассказах» предстал город героев, готовых умереть, честно бороться за свою страну и выступать примером для других. В них сражение за Севастополь приравнивалось к битве за Россию2.

Люди, главным образом нижние чины армии, стали ключевыми персонажами полотна. В прославлении их подвигов Рубо видел сверхзадачу. Вполне закономерно, что с первых же дней панорама превратилась в объект паломничества для матросов, солдат, ветеранов, горожан. В этом смысле музей стал важным инструментом, с помощью которого государство проводило особую политику памяти, маркируя образы Севастополя как города-героя, города-крепости, города-победителя. Всё это было очень созвучно советской идеологии, особенно в условиях мобилизации населения накануне Великой Отечественной войны. Отказ от «мировой революции» на рубеже 1920—1930-х годов и стремление построить социализм в отдельно взятой стране требовали обращения к образцам российского имперского патриотизма и перехода от пролетарского интернационализма к русскому национализму. В новый символический нарратив вошли события и персонажи отечественной истории, действовавшие в «пограничных ситуациях», когда целостности державы угрожало внешнее вторжение. Как писал Б.Ф. Шенк, новая история страны со второй половины 1930-х годов базировалась на «трёх китах»: на истории централизованного государства, на истории великих личностей и на истории народных масс3. В эту концепцию органично вписывались Севастополь, идентичность которого на протяжении веков определялась военно-стратегическим фактором, и панорама — как его ключевой визуальный символ. Неслучайно здесь принимали посетителей и после начала Великой Отечественной войны, вплоть до уничтожения музейного здания агрессорами в июне 1942 года.

Разрушение памятника изначально входило в планы командования вермахта, желавшего сровнять с землёй русскую историческую реликвию, не имевшую никаких признаков военно-стратегического объекта. Вблизи панорамы не располагались советские пехотные части, танки и артиллерия, но он был обречён на сознательное уничтожение в духе присущих гитлеровцам варварских традиций. Об этом свидетельствовали как современники4, так и военнопленные немцы, во время допросов подтверждавших осведомлённость командования о том, что вокруг памятника нет военного гарнизона5.

История спасения панорамы занимает достойное место в летописи подвигов советских людей периода Великой Отечественной войны, отразившихся в литературе, кино, публицистике. Однако до сих пор (за исключением одной заметки6) не изданы воспоминания Александра Петровича Ломана (1909—1975) — начальника курсов средних командиров береговой обороны Черноморского флота. Он родился в дворянской семье обрусевших немцев, окончил пединститут в Ленинграде. При эвакуации защитников Севастополя с 35-й батареи попал в немецкий плен, из-за чего позднее не был восстановлен в партии. После войны работал научным сотрудником Балтийской обсерватории, преподавал физику в школе, много переводил. Являясь одним из последних интервьюеров А.А.  Ахматовой, сумел записать её мемуары о С.А. Есенине. О поэте им написаны десятки статей, составлены библиографические указатели. Ветеран Великой Отечественной войны ленинградский журналист А.А. Девель вспоминал впоследствии: «Мне очень дорог репортаж о моём добром знакомом Александре Петровиче Ломане — офицере флота, человеке со сложной судьбой. Во время войны он был ранен, его госпиталь захватили немцы, но знание языка спасло его от гибели. Он стал трудиться на метеостанции, откуда его угнали в Германию для работы на предприятиях Цейса. Там он смог сплотить вокруг себя людей, за что был арестован по доносу. Но приближалось окончание войны, и до суда дело не дошло»7.

Отдельные факты, зафиксированные в Акте о спасении художественного полотна Рубо, противоречат воспоминаниям Ломана. В частности, датой гибели панорамы он назвал 26, а не 25 июня, как зафиксировал акт, сведения из которого вошли во все издания, включая путеводители по панораме8. Другие участники датировали спасение 27 июня (И. Пятопал9; безымянный автор архивного документа10). В числе спорных вопросов остаётся и время бомбардировки здания: Ломан указал 14.50, а Г.В. Терновский — 17.5611. Есть мнение, что это было в час дня12. Между тем в Акте о спасении указывалось время 18.00, а начало пожара — 19.1213.

О пожаре узнали после сообщения с наблюдательного пункта, которое принял курсант А. Кислых — дежурный КП курсов. Он доложил об этом не в штаб Черноморского флота, а своему начальнику — Ломану, вспоминавшему: «По моему приказанию курсанты были немедленно разбиты на три очереди, и первая в количестве 36 человек под командованием комиссара курсов (батальонный комиссар А. Казарьян) вышла на спасение. Здание, крайне сухое, пылало. Поэтому не было возможности снимать, соблюдая какой-либо план, не было и средств для спасения. Работали топорами и минимальным пожарным инвентарём курсов и найденным во входной здания панорамы. Вскоре подбежали бойцы довольно далеко расположенной от нас зенитной батареи, подъехала пожарная команда, человек двенадцать»14.

Группы курсантов возглавляли начальник учебной части А. Пучко, парторг курсов Демкин, старший лейтенант Л. Зактрегер. Непрерывно в здании находился батальонный комиссар курсов средних командиров А. Карявин. На спасение ушло около 1,5—2 ч. Вынесенные части полотна доставлялись в штольни бывшего четвёртого бастиона, батареи Костомарова и пороховые погреба, размещённые возле Исторического бульвара. Вице-адмирал И.И. Азаров писал: «Воды, чтобы сбить пламя, не было. Сбивали снятой с себя одеждой. <…> Семён Аннопольский бросился на горящий холст, за ним последовали курсанты Александр Кислый и Иван Пятопалов и ещё двое курсантов. Катаясь по холсту, они гасили своими телами разбегавшиеся языки пламени»15. Между тем Ломан зафиксировал наличие воды: её приносили с камбузов курсов и поливали тех, кто отправлялся внутрь. Мемуарам адмирала, написанным спустя тридцать лет, были присущи неточности, к примеру, ошибки в фамилиях (правильно: «Кислых» и «Пятопал»). По собственному признанию, эпизод о спасении панорамы он писал со слов Терновского, считавшегося главным свидетелем благодаря изданию книги на эту тему. О роли последнего Ломан упоминал лишь вскользь: появился старший лейтенант и предложил помощь. «Я буквально ковылял, а расторопный Кузнецов сумел где-то “организовать” огнетушитель, пока я едва дотянулся до памятника Тотлебену, тем более что там было все изрыто»16, — в личной переписке с Ломаном признавался Терновский. Он не пытался монополизировать право на подвиг, признавая его за курсантами и матросами. Уменьшение роли личности в Великой Победе и возвеличение народных масс были характерны для периода «оттепели», что проявилось и в названии книги Терновского «Памятник народного подвига». О Ломане упоминалось лишь в контексте организации действий курсантов. Зато Терновский особо отличившимся назвал художника Аннопольского: по его указанию из горящих руин извлекли наиболее насыщенные части батальных сцен, он разместил над входом в здание фразу «Вернёмся — создадим вновь!». «Эти слова флотского художника, горячего советского патриота, написанные на израненном памятнике воинской славы, выражали твёрдую уверенность в грядущей победе над фашизмом. Они были полны глубокой веры в мощь и творческие способности советского народа»17.

Ломан, напротив, считал преувеличенным вклад художника, который подбежал лишь в середине работ. Он также подверг сомнению утверждение Б.А. Борисова о том, что полотно пострадало бы сильнее, не окажись рядом специалиста-художника, скатывавшего куски полотна в рулоны18. Так мог написать только тот, кто не был знаком с холстом. Один человек вряд ли способен скатать полотно: ширина холста достигала 14 м, отдельные куски имели длину по 16—18 м при общей длине панорамы 115 м19.

На завёртывание холстов было выделено двести одеял. Всего сделано 36 рулонов, вес некоторых из них был так велик, что их с трудом грузили на машину 12—15 человек. «Только после окончания снятия полотна я лично отправился в штаб ЧФ и получил от Кулакова приказ отправить панораму на Большую землю с “Ташкентом”. В приказе было указано: “Командиру курсов обеспечить отправку, командиру корабля принять панораму”»20. По данным Ломана, произошло это в 20.00 (Терновский указывал время 19.3621). Уже в 23.00 полотно успели зашить в тюки и отправить на корабль «Ташкент»22. Эти данные не совпадают с Актом о спасении, зафиксировавшим упаковку в ночь с 25 на 26 июня.

Возможно, указание на более позднее время было сделано с целью исключения Ломана из числа инициаторов. Акт о спасении подписали представители партийных и советских организаций, политотделов Черноморского флота и Приморской армии. Указав на наличие приказа об эвакуации полотна, Ломан высказал сомнение в существовании приказа о его спасении адмиралом Ф.С. Октябрьским, командующим Черноморским флотом23. Исходя из этого можно сделать вывод, что спасение панорамы стало скорее личной инициативой, нежели распоряжением.

В те годы гиперболизировалась роль партийных органов на различных этапах войны. К примеру, выпускник Военно-политической академии Азаров отмечал: «В спасении полотна панорамы деятельно участвовал и представитель Политуправления Черноморского флота старший политрук Н.С. Хлебников <…>. Он в числе других подписал составленный на месте пожара акт о варварском разрушении гитлеровцами ценнейшего памятника культуры»24. Очевидно, что в советских мемуарах Азарову надлежало восхвалять партработника, а не бывшего военнопленного и дворянина немецкого происхождения, хотя он и признал участие последнего. <…>

Полный вариант статьи читайте в бумажной версии «Военно-исторического журнала» и на сайте Научной электронной библиотеки http:www.elibrary.ru

ПРИМЕЧАНИЯ

1 Цит. по: Куоллс К. Агитировать и создавать условия: перепланировка города-героя Севастополя, 1944—1953 гг. // Новейшая история России (Modern history of Russia). 2013. № 2. С. 72.

2 Karl D. Qualls. The Crimean War’s Long Shadow. Urban Biography and Reconsrtruction of Sevastopol after World War II // Russion history 41 (2014). Р. 214.

3 Шенк Ф.Б. Александр Невский в русской культурной памяти: святой, правитель, национальный герой (1263—2000). М.: НЛО, 2007. С. 281.

4 Например: Борисов Б.А. Подвиг Севастополя: воспоминания секретаря горкома. Симферополь: Таврия, 1977. С. 327.

5 Терновский Г.В. Памятник народного подвига. Симферополь: Крымиздат, 1956. С. 97.

6 Ломан А.П. «А помните, товарищ начальник…» // Нева. 1959. № 3. С. 236, 237.

7 Голуб А. Тяжёлые судьбы и яркая жизнь // Интернет-ресурс: http://projects.spbsj.ru (дата обращения: 11 октября 2017 г.).

8 Например: Россейкин Б.М. Панорама «Оборона Севастополя»: путеводитель. 3-е изд., доп. Симферополь: Крымиздат, 1960.

9 Пятопал И. Как была спасена Севастопольская панорама // Комсомольская правда. 1943. 30 ноября.

10 Центральный военно-морской архив (ЦВМА). Ф. 1087. Оп. 381. Д. 69. Л. 4.

11 Терновский Г.В. Указ. соч. С. 100.

12 ЦВМА. Ф. 1087. Оп. 381. Д. 69. Л. 4.

13 Акт о спасении художественного полотна «Панорама обороны Севастополя 1854—1855 гг.» // Крым в период Великой Отечественной войны. 1941—1945: сборник документов и материалов. Симферополь: Таврия, 1973. С. 162, 163.

14 Государственный архив Республики Крым (ГА РК). П-849. Оп. 3. Д. 214. Л. 34.

15 Азаров И.И. Непобеждённые. М.: Изд-во ДОСААФ, 1973. С. 131.

16 ГА РК. Ф. П-849. Оп. 3. Д. 214. Л. 7.

17 Терновский Г.В. Указ. соч. С. 104.

18 Борисов Б.А. Указ. соч. С. 328.

19 ГА РК. Ф. П-849. Оп. 3. Д. 214. Л. 9.

20 Там же. Л. 35.

21 Терновский Г.В. Указ. соч. С. 104.

22 ГА РК. Ф. П-849. Оп. 3. Д. 214. Л. 35.

23 Там же. Л. 10.

24 Азаров И.И. Указ. соч. С. 132.