НА СТРОИТЕЛЬСТВЕ СЕВЕРНЫХ ВОЕННЫХ АЭРОДРОМОВ

В далеком 1954 году после окончания Ленинградской Краснознаменной Военно-воздушной инженерной академии меня вместе с сокурсником Г. Симоновым направили по распределению на должность инженера производственно-технического отдела в Пермскую область, где шло строительство аэродрома ПВО. Назначения мы получили в отделе кадров академии и после отпуска прибыли в часть. Вообще-то, сначала речь шла о Научно-исследовательском институте, поскольку еще во время учебы я увлекался наукой и два года был секретарем научного общества слушателей, да и окончил академию с отличием. Но мне посоветовали начать службу с практической работы и приобретения опыта непосредственно в частях, с чем я согласился и считаю, что это был правильный выбор.

На аэродроме «Большое Савино», так назывался строившийся объект, взлетно-посадочная полоса (ВПП) из монолитного бетона была уже готова, и работы продолжались по устройству рулежных дорожек (РД), мест стоянок истребителей, летного поля, систем ограждения, энергоснабжения и обустройству личного состава авиадивизии. Одной из частных задач было завершение прокладки подъездной автодороги. Сказать, что мы встретили что-то очень сложное или новое, значит грешить против истины, поскольку два предыдущих летних сезона я провел на практике на строительстве уникального аэродрома в Раменском, что под Москвой, где исполнял обязанности заместителя командира механизированного батальона по технической части. Еще при выпуске из академии председатель госкомиссии генерал Н.М. Попов, тогда возглавлявший управление инженерно-аэродромной службы ВВС, а впоследствии 1-й заместитель начальника строительства и расквартирования войск, Герой Социалистического Труда, генерал-полковник, говорил:

— Не воспринимайте аэродромное строительство, как нечто простое, всем доступное, как это на первый взгляд кажется. Аэродром — это сложнейший комплекс, без которого еще долгое время не сможет существовать авиация. Вы только задумайтесь над тем, что он включает в себя. Помимо непосредственно боевой и технической позиций для самолетов, это взлетно-посадочная полоса, рулежные дорожки, места стоянок и ремонтных мастерских, зона рассредоточения, хранилища топлива и боеприпасов, жилой городок, казарменно-строевая зона, хозяйственная группа сооружений, масса инженерных коммуникаций, в том числе автомобильные и железнодорожные подъездные пути. По существу аэродром повторяет в миниатюре все, что характерно для комплекса современного города. Неспроста вас учили шесть лет, чтобы подготовить инженеров широкого профиля. В одном лице вы объединяете специалиста-аэродромщика, инженера-строителя, инженера-дорожника и архитектора.

Но одно дело быть дублером и временно исполнять чьи-то обязанности, а тут служба с полной мерой ответственности. Работы на аэродромном комплексе велись силами 167-го отдельного механизированного аэродромно-строительного батальона (ОМАСБ), входящего в систему Центрального управления капитального аэродромного строительства (ЦУКАС) и подчиняющегося непосредственно Центру. Это управление в ту пору в самом спешном порядке занималось широкомасштабным строительством аэродромов по всей стране, причем самых различных классов и разного назначения. В спешном порядке, в обстановке внешней угрозы со стороны США и НАТО, окруживших Советский Союз плотным кольцом авиабаз, сооружались аэродромы для авиации дальнего действия (АДД), противовоздушной обороны (ПВО) и фронтовой авиации в приграничных районах. Начавшееся  перевооружение авиации на новую реактивную технику потребовало создания новых всепогодных аэродромов с многокилометровыми бетонными взлетно-посадочными полосами, оснащенными инженерными и техническими системами, обеспечивающими работу авиации в любое время суток. Одним словом, спрос со строителей аэродромов был  жесткий и по объемам выполняемых работ, и по выполнению плана ввода сооружений комплекса.

Батальон состоял из четырех рот: двух строительных, механизации и автомобильной. Личный состав размещался в брусчатых бараках, которые ранее использовались как ангары для легкомоторных самолетов. Были они теплыми и уютными, насколько это только можно представить, с оборудованными классами для занятий, канцеляриями, комнатами для вещей личного состава, умывальниками и спальными помещениями. Другие известные удобства представлялись, как говорится, на улице. Спали солдаты на деревянных нарах. Столовая и штаб были тоже деревянными, каркасно-засыпной конструкции. В сборных финских домиках жили офицеры и сверхсрочники с семьями. Общественные мероприятия, просмотр фильмов и собрания проводились в здании клуба, для которого приспособили видавшую виды конюшню, у которой даже сохранилась коновязь.

Ротой механизации командовал капитан В.В. Слезкин, офицер, хорошо знавший технику, умевший организовать эффективное ее использование и ремонт. Его рота заслуженно признавалась лучшей в батальоне. Старший лейтенант Б.А. Пильщиков, командир автомобильной роты, прекрасно разбирался в автомобилях, любил свое дело и, несмотря на молодость, хорошо справлялся с непростыми обязанностями. Кроме того, он слыл душой нашего небольшого офицерского коллектива: анекдоты, игра на гитаре, исполнение популярных песен — все это было за ним.

Командир строительной роты, старший лейтенант Ю.В. Логанов, зарекомендовал себя очень старательным, но навыков командования не имел. Личный же состав пользовался его некоторыми слабостями, работал без напряжения, нарушал дисциплину. Капитан А.К. Тюменев командовал другой строительной ротой, причем довольно продолжительный период, умело поддерживал порядок и дисциплину в подразделении, с людьми контакт имел и неплохо справлялся со своими обязанностями. Основным недостатком у него было отсутствие какого-либо образования, но учиться он не хотел, полагаясь на природную сметливость.

Командир батальона майор Е.А. Николаев, ранее окончивший Военную инженерную академию им. Куйбышева, встретил нас очень благожелательно и без промедления закрепил за конкретными участками. Мне была поручена организация работ на аэродроме, а Симонов занимался подъездной дорогой. Но это были частные задачи. Непосредственно по должности у нас забот тоже хватало, поскольку на объекте отсутствовал контроль за качеством бетона и асфальтобетона, о подборе состава которых бытовало обывательское представление: что не смешай, все равно затвердеет. Журналы работ не велись, не составлялись акты на скрытые работы, не учитывались многие дополнительные виды работ. Во всем чувствовалось длительное отсутствие в батальоне инженерной службы. Мне приходилось заниматься и планами, и экономикой, составлять сметы и строить объект. События развивались очень динамично: мы еще не справились с рулежными дорожками, а на аэродром уже стали садиться первые эскадрильи самолетов. Начались и практические плановые полеты, в ходе которых летчики в спешном порядке осваивали новую по тем временам авиационную технику.

Памятен такой случай. Как-то на бетонном заводе, а он был вблизи от посадочной полосы, я на этаже дозирующих устройств занимался уточнением веса составляющих бетонную смесь. На посадку заходил истребитель МИГ-19. По какой-то причине он потерял управление и врезался в землю, загорелся, а весь остаток боекомплекта его пушки и пулеметов оказался выпущенным по бетонному заводу. При первых взрывах снарядов мы попрятались за бетономешалки. Пальба продолжалась не дольше полминуты, но за это время появилось трое раненых, правда, легко, а на заводе возник пожар.

После этого приказом ввели ограничения на работы и передвижение по аэродрому. Началась нервотрепка: то можно, то нельзя пересекать ВПП, а в отдельные дни нам вообще запрещали вести работы на аэродроме. Но к концу года все же сумели сдать и места стоянок для самолетов, и рулежки, и подъездную дорогу. Венцом моей деятельности как инженера было самостоятельное проектирование и строительство бани с парилкой, которую мы соорудили вынужденно, так как прежняя сгорела во время описанного уже чрезвычайного происшествия.

В целом год мы завершили хорошо. Во-первых, все объекты были сданы в эксплуатацию, во-вторых, впервые за последние несколько лет выполнение по объему строительно-монтажных работ превысило 100 проц. Но главное нам удалось во всем разобраться, навести порядок с технической документацией, составить сметы на выполненные дополнительные работы и предъявить их заказчику. С актами и сметами меня направили в отдел капитального аэродромного строительства (ОКАС) ВВС в Свердловске, там их утвердили, а работы оплатили, и результаты производственно-хозяйственной деятельности части сразу заметно улучшились.

В начале 1955 года батальон передислоцировался под г. Архангельск на ст. Исакогорка, где уже было развернуто строительство высококлассного аэродрома и гидродрома у п. Лахта для ВВС Северного флота. Меня же, с комплексной группой, численностью до роты, несколькими грузовыми автомобилями и другой техникой оставили на аэродроме «Большое Савино» для завершения работ по летному полю, дублированию системы энергоснабжения и устройству системы безопасности ночных полетов. На летном поле необходимо было завершить планировочные работы, внести удобрения в грунт и посеять травосмесь, для чего была привлечена соседняя машино-тракторная станция (МТС). В монтаже энергосистемы принимала участие еще одна субподрядная организация — «Сельэлектро». Личный состав группы с заместителем командира роты старшим лейтенантом В.Н. Шуваловым неплохо проявил себя на общестроительных работах. Для контроля нашей деятельности со стороны командования батальона к нам иногда из Исакогорки приезжал начальник штаба майор Н.П. Шелкунов.

В конце лета все плановые работы были выполнены и объект полностью сдан в эксплуатацию. При приемке летного поля традиционно поставили стакан с жидкостью на крыло истребителя, который торжественно порулил по плотному, скошенному газону. Испытание прошло успешно, так как стакан не свалился даже при выезде на ВПП. Командир дивизии, полковник Костыгов, от души поблагодарил нас за прекрасный подарок летчикам. Так завершилась моя первая самостоятельная работа с привлечением сторонних организаций для выполнения специальных работ, заключением с ними договоров, составлением смет и всего комплекта приемо-сдаточной документации, а также участием в работе государственной приемочной комиссии. Было очень приятно, что командование доверило такую серьезную самостоятельную работу и тем более то, что я справился с ней.

Первое место своей службы в частях я покидал с некоторой грустью. Конечно, всегда хочется задержаться в обжитом гарнизоне, но он был особенный. Здесь, как родных, нас принял офицерский коллектив, и тут мы познали, что такое успех и личный вклад в общее дело, то есть свою необходимость и значимость. Жили мы в пределах небольшого гарнизона в уютных финских домиках, в непосредственной близости от места работы. Немногим так на первых порах повезло (подобное размещение и комфорт и у меня повторились только через десять лет). К тому же рядом находился прекрасный город — Пермь, куда мы изредка наезжали и бывали в его театрах, а в километре от расположения части раскинулось большое и богатое село, в котором вел хозяйство колхоз-миллионер «Светлый путь». Благожелательное отношение жителей села к военным вообще и к солдатам в частности, их желание всеми силами помочь нести службу — это было запоминающимся. К нам приезжали с самодеятельностью, приглашали к себе в сельский клуб, на льготных условиях поставляли молоко, сливки, творог и другую продукцию колхозного многопрофильного хозяйства. Только почти через двадцать лет, во время работы на Украине, на Черниговщине, мне посчастливилось служить в местах, где к военным относились подобным образом. И еще один очень важный момент: нет более благодарных заказчиков, чем летчики и инженеры ВВС. Любые подготовленные ко вводу сооружения на своей боевой позиции они принимали строго, придирчиво, но без проволочек, подчеркивая, что находятся на объекте для того, чтобы поскорее приступить к полетам и совершенствовать свое боевое мастерство. Рядом с ними невольно обострялось чувство необходимости сделать все как можно быстрее и лучше.

Через несколько лет аэродром «Большое Савино» потерял свое значение как боевая позиция для ПВО и был передан в народное хозяйство. После модернизации и реконструкции он стал Пермским международным аэропортом и исправно служит по сей день.

 

Аэродром и гидродром «Лахта»

(1955—1956 гг.)

 

На объекте Лахта батальон работал не самостоятельно, а в оперативном подчинении командованию 4-го отдельного аэродромно-строительного полка (ОАСП), возглавляемого полковником В.А. Тихоновым. Территориально наша часть расположилась на песчаном холме недалеко от железнодорожной станции Исакогорка. Для солдат из-за нехватки сборных конструкций соорудили уютные землянки; штаб и столовую сделали каркасно-засыпными из досок и котельного шлака (в качестве утеплителя). Офицеры снимали жилье в пристанционном поселке. Мне с товарищем, Г. Симоновым, удалось устроиться на квартире в доме машиниста рядом с паровозным депо, где круглосуточно функционировала столовая для железнодорожников и где нас любезно приняли на довольствие. Также поблизости располагались баня и клуб с кинозалом, фойе для танцев и библиотекой. Жаль, что пользоваться этими благами цивилизации приходилось очень редко, поскольку выполнение служебных обязанностей по командованию ротой занимало почти все время суток, а иногда приходилось прихватывать, как говорится, часок-другой и у следующих.

Первоначально батальону было поручено строить подъездную бетонную дорогу к аэродрому. По логике вещей с нее нужно было начинать возведение всего аэродромного комплекса, но средства выделили лишь тогда, когда пропускная способность существующей дороги стала мертвой хваткой сдерживать все строительство. Выполнение задачи по развертыванию работ осложнялось и тем, что проектная трасса бетонной дороги на некоторых участках совпадала с существующей щебеночной, а иногда ее пересекала и шла параллельно. Все мосты и трубы, находящиеся на трассе существующей дороги, подлежали демонтажу и замене, а чтобы выполнить эти работы, приходилось делать объезды, то есть практически новую дорогу. По существу это были самые узкие и сложные участки работ. Но главным сдерживающим моментом оказалось постоянное, не прекращающееся ни днем, ни ночью, движение по старой дороге, единственному проезду на аэродром, поскольку вокруг царствовали болота и топи. Несмотря на принимаемые меры по регулированию движения, часто образовывались километровые пробки. Каких только неприятных слов и угроз мы не наслышались от проезжающих и проходящих мимо. Нас лишь только не ставили к стенке. С согласия заказчика пришлось сместить трассу и вести строительство новой дороги практически параллельно существующей, сразу же внеся изменения в проект. В этих условиях командир прикрепил меня к роте Логанова, поручив выполнение всех работ по разбивке новой трассы и закреплению ее на местности, а также контроль за установкой опалубки и качеством бетонирования левой половины дороги. Симонову вменили в обязанность контроль за ротой капитана Тюменева и подготовку для нее фронта работ на правой половине.

Ранним утром все начиналось с расстановки солдат дневной смены, а вечером, после принятия выполненных работ — ночной. Так мы невольно были привлечены к постоянному общению с личным составом подразделений и на объекте, и в казарме. Командиры рот в этом случае превратились в промежуточное звено, так как они только приводили людей на работу и уводили их. Даже все виды занятий с личным составом вскоре возложили на нас, поскольку они проводились более квалифицированно.

Постоянно занимаясь со второй ротой, я установил, что на работы не  выходит треть численности подразделения. Разобравшись с положением дел, доложил командиру, подчеркнув, что при такой организации мы не только затянем, но и можем сорвать строительство. На что он сразу предложил мне принять должность командира роты, мотивируя это тем, что без знания уклада жизни ротного звена будет трудно в будущем ориентироваться при управлении более крупными воинскими подразделениями. Я был холост, молод, полон энергии и поэтому без долгих раздумий согласился. Кстати, через некоторое время другую роту принял и мой друг Г. Симонов.

Так, 25 декабря 1955 года, будучи инженером по образованию, я стал командиром строительной роты. В ней было 6 офицеров, 137 солдат и сержантов, причем 37 солдат — ранее судимые, отбывавшие срок в лагерях и освобожденные по амнистии после смерти И.В. Сталина. Почти все они, пользуясь бесконтрольностью и попустительством со стороны прежнего командования ротного звена, вели себя довольно вольно: не выходили на работу, не делали зарядку, избегали выполнения обязанностей по службе, возлагая их на сослуживцев. Более четверти личного состава солдат не умели ни читать, ни писать. Еще один фактор усугублял общую картину: кроме судимых, около трети солдат до призыва работали в народном хозяйстве, как завербованные, то есть это были люди бывалые, как говорится, битые, причем тоже не отличающиеся высокой дисциплинированностью и исполнительностью.

Судимые и недисциплинированные были равномерно распределены по взводам и, по существу, верховодили в коллективе, подавив его волю по перевоспитанию правонарушителей и к сопротивлению поборам и издевательствам со стороны разгильдяев. Порядок и исполнительность не соблюдались во всех трех взводах, несмотря на полный штат офицеров, в основном молодых и перспективных, не имевших, к сожалению, практического опыта работы со столь сложным контингентом. Виной всему был сам порочный принцип комплектования взводов. При таком положении о выполнении плана и дневных заданий не могло быть и речи.

При первом знакомстве с личным составом я предупредил подчиненных, что уровень воинской дисциплины и порядка в подразделении не соответствуют требованиям воинских уставов и что я не намерен мириться с таким положением дел.

В качестве первого шага мне пришлось пойти на такую меру, как освободить от недисциплинированных солдат два взвода и сосредоточить их в третьем, и на этот взвод назначить лучшего командира и лучших сержантов — командиров отделений. Кроме того, третьему взводу была на объекте поставлена конкретная задача по объемам и срокам исполнения. В первое время я уделял этому подразделению больше времени и внимания. Результаты стали сказываться практически немедленно. Два заново укомплектованных взвода ежедневно стали выполнять плановые задания на производстве и обязанности по внутренней службе, хотя третий пока работал ни шатко, ни валко.

На втором этапе пришлось поработать с каждым солдатом вновь сформированного взвода индивидуально, изучить, насколько это было возможно, что представлял он из себя, какие имеет наклонности, привычки и найти возможность так укомплектовать отделения взвода, чтобы они были однородными по некоторым общим признакам. Несмотря на большие трудности такую систему комплектования взводов удалось внедрить.

Стал учитывать и запросы подчиненных. Так, несколько человек выразили желание получить водительские права. Особых затруднений для этого не было, поскольку на железнодорожной станции Исакогорка имелись курсы шоферов по линии ДОСААФ. С моей стороны требовалось лишь только обеспечить доставку преподавателей и инструкторов в расположение части. Для отработки навыков вождения мы сообща отремонтировали числившийся за ротой неисправный грузовой автомобиль «Форд». Этим удалось заинтересовать и менее дисциплинированных военнослужащих, приобщив их неуемную на выходки энергию к интересам коллектива. Вновь скомплектованное отделение вскоре стало проявлять себя с лучшей стороны даже в общественной жизни роты, поскольку получение популярной профессии шофера во время трехлетней службы в армии всегда было мечтой многих солдат.

Конечно же, случались отдельные проступки, да я и не был настолько наивен, чтобы полагать, что процесс наведения порядка будет безоблачным и по времени коротким. Порой просто не знал, что нужно предпринять против наиболее неподдающихся. Даже, случалось, приходил к отчаяние, когда командир, начальник штаба и замполит батальона не могли мне помочь да и не хотели, полагая что я драматизирую обстановку и преувеличиваю влияние недисциплинированных солдат на коллектив. Они уже видели общий результат нашей работы и, похоже, он их устраивал. У меня же было другое мнение.

Против двенадцати трудно исправимых солдат, к которым вначале я не находил эффективных подходов, решил действовать, используя их же шкалу ценностей. «Лагерные университеты» сделали этих парней носителями тюремных порядков, анархизма и безнравственности, вместе с тем они признавали силу и авторитет. Сомнительное превосходство над остальными они сами непомерно раздували, утверждая в солдатской среде уголовный кодекс: «настоящие воры по законам «зоны» не должны работать». Проведенной проверкой через компетентные органы, а также из откровенных бесед с их сослуживцами мы установили, что «настоящих воров», а тем более «воров в законе» среди наших солдат не было. Этим была развеяна ротная легенда о «праве на привилегии», после чего претенденты на сомнительный авторитет притихли.

Некоторые из них бравировали откровенным желанием оказаться опять в тюрьме или в лагере. Хотя сфера их деятельности и влияния в роте резко ограничилась, все же иногда от них доставалось сослуживцам. Особенно им нравилось по поводу и без повода размахивать руками, т.е. заниматься откровенным мордобоем. Это была с их стороны даже не «дедовщина», о которой сейчас так много распространяются по телевидению и в газетах, а культ необузданной силы и мести: у одних за непознанное детство, у других за поруганную юность, у третьих за общую неустроенность в жизни, у четвертых из-за нездорового подражательства. Надо было срочно остановить беспредел со стороны почти что загнанной в угол, но довольно сплоченной группы.

Посоветовавшись с командирами взводов, я решил пойти навстречу пожеланиям многих солдат, организовать в роте секцию бокса. Закупили боксерские перчатки и спортивную форму, оборудовали ринг. Среди взводных командиров на уровне первого разряда боксировал лейтенант Вольтер, а среди солдат — рядовой Чаплин; по третьему разряду мог соревноваться я, а также лейтенанты Рукин, Чешков и Куруленко.

Начали мы состязаться сначала между собой, предварительно договорившись о взаимной вежливости. Сравнительно быстро восстановив утраченные навыки, потренировавшись вволю, стали приглашать в качестве спарринг-партнеров новичков, не отшибая у них охоты выходить на ринг. Вскоре в секцию вовлеклись многие желающие. Дошла очередь и до «отпетого отделения» третьего взвода. Мы ничего плохого им делать не хотели, но обстановка во время состязаний по правилам, на виду складывалась так, что технически подготовленные, натренированные нами новички заметно превосходили своих вчерашних обидчиков, не оставляя им никаких шансов на реванш, непомерный гонор которых удалось выбить с помощью боксерских перчаток и честных правил. Чувство собственного достоинства у солдат восстановилось, а вместе с этим укрепились дружба, взаимная поддержка и выручка. Теперь никто не мог равнодушно наблюдать, как кто-то беспричинно придирался к другому, что-то требовал, отнимал, используя преимущество не столько собственной силы, сколько «криминального авторитета». Лагерный мордобой, как средство выяснения отношений и утверждения превосходства силы, прекратился. Вместе с тем начали набирать обороты и более весомо заявлять о себе комсомольская организация и ротная общественность.

Из-под неподдающихся вышибли и еще одну опору. Бравируя тем, что им не страшно возвращаться в тюремную камеру или лагерь, они явно опасались наказания дисциплинарным батальоном, откуда пришлось бы возвращаться в прежнюю воинскую часть для продолжения срочной службы. Офицеры роты дали понять этим солдатам, что мы не остановимся ни перед чем для наведения порядка, что для исправления серьезно оступившихся их будут отправлять в «дисбат». «Особое отделение» вынужденно совсем притихло, показную удаль и приблатненную спесь даже с самых ретивых как ветром сдуло.

После бессонных ночей, после стольких неприятностей, которые я испытал, налаживая дисциплину и порядок в роте, появляться в подразделении стало приятно. Я понял, что навести порядок в подразделении и части можно, если продумать каждый шаг, каждое мероприятие, четко представляя, к каким последствиям они могут привести. Личный состав роты у нас преобразился, стал выделяться своей выправкой и дисциплинированностью. Солдаты в письмах родным стали писать о своих командирах, офицерах и сержантах, которые честно исполняют свой долг и никого не дадут в обиду.

К морозам бетонное дорожное покрытие практически уложили полностью. Одним из положительных факторов было соревнование между подразделениями, в частности между моей и Г. Симонова ротами. Задержка была только с поставками железобетонных конструкций моста через Лесную речку, где временно функционировал брод, т.е. проезд из бетонных плит, уложенных прямо по дну речушки. Мы предложили вместо мостового строения сделать большую трехочковую железобетонную трубу. Предложение приняли, но завершать работы пришлось уже при морозах. Можно бы и не вспоминать об этом, если бы не последовала целая цепочка событий. Дело в том, что при устройстве котлована под трубу русло речки временно перегородили, сделав земляную перемычку. После окончания работ необходимо было ее перерыть и пустить воду по трубе и природному руслу. Мороз сковал перемычку и наш старенький тросовый экскаватор уже не мог разрыхлить замерзший грунт. Решили ликвидировать ее с помощью взрыва. Дело было привычное, так как взрывные работы мы выполняли почти постоянно при корчевании пней, и, заложив в пробуренные скважины аммонал, подорвали заряды. Вода хлынула в проектное русло, но не успел рассеяться дым и пыль от взрыва, как ко мне подкатила машина дежурного по штабу мотострелковой дивизии, который находился в пятистах метрах в долине реки ниже по течению. Дежурный предложил мне следовать с ним к командиру.

— Ты что тут развоевался, партизан? Давай быстренько вставь все выбитые стекла, а потом поедешь в Архангельск на гауптвахту и посидишь трое суток, чтобы не повадно было бить стекла в штабе. Записка об аресте тут же была выписана.

После установки стекол я доложил командиру батальона о случившемся и, приведя себя в порядок, убыл в Архангельск.

На гарнизонной гауптвахте мне пояснили, что мест мало, поэтому разрешение на пребывание там может дать только комендант гарнизона, которого я ожидал некоторое время у его резиденции. Усатый полковник появился верхом на элитном донском скакуне, в бурке и при шашке, лихо осадил шпорами коня, с особым шиком спрыгнул и направился в кабинет, не удостоив никого своим вниманием. Я снял шинель в приемной и по разрешающему жесту дежурного направился в кабинет. Четкий доклад по существу дела и мой безупречный внешний вид, видимо, смутили коменданта гарнизона. Придирчиво осмотрев меня, особенно долго остановив свой взгляд на моих усах, он спросил:

— Казак?

Я ответил, что корневые предки из их числа, но сам никакого отношения к казакам не имею, чем, видимо, его несколько разочаровал.

И все же он проявил ко мне благосклонность.

— В этой «Угрюмовской» дивизии других мер воспитания офицеров, кроме гауптвахты, не признают. Подумаешь, разбил стекла? В качестве наказания достаточно, что вставил их за свой счет! — твердо сказал он и, пожелав всего доброго, жестом показал на дверь.

Вернувшись на гауптвахту, мне с трудом удалось зарегистрироваться там с письменным подтверждением моего пребывания в указанном месте и освобождением перед праздником по амнистии. Кстати, через некоторое время нашей роте было поручено построить полный комплекс дивизионного танкодрома с бетонными эскарпами, контрэскарпами и другими препятствиями для обучения личного состава мотострелков и танкистов, что было выполнено в срок и с приличным качеством. Принимавший танкодром командир 77-й Черниговской мотострелковой дивизии генерал-майор А.С. Угрюмов, Герой Советского Союза, заметил, что, видимо, мое пребывание на гауптвахте пошло на пользу, танкодром получился хороший, и он от души поблагодарил за учебный полигон.

Вдоль ст. Исакогорка между двух рядов домов, на насыпи из опилок и нескольких рядов осевших, полусгнивших от времени лежневок, мне было приказано спроектировать и провести бетонную дорогу. Об этом просили местные власти. Было несколько опасно браться за такое задание в отсутствии проекта, причем не имелось возможности произвести выторфовку глубиной 4—5 м, поскольку в ходе работ подвергались повреждению двухэтажные деревянные дома вдоль трассы дороги. Отсыпав песчаное основание прямо по ранее уложенным лежневкам, мы приступили к бетонированию. До чего же было радостно наблюдать за тем, как по вновь проложенной нами магистрали в ноябрьские дни 1956 года шествовали праздничные колонны, как наши милые женщины, демонстрируя свои наряды, надели по этому случаю туфли на высоких каблуках вместо резиновых сапог, которыми пользовались в бездорожье.

В этот период произошел забавный случай. Ранним утром ко мне пожаловали старик со старухой и стали сетовать на то, что солдат, которого они попросили привезти им жидкий бетон, доставил бетон затвердевший. Я пообещал разобраться и принять меры.

Оказалось, что неприятность произошла, как говорится, от чрезмерной отзывчивости. Действительно, в порыве помочь пожилой чете, нуждавшейся в ремонте крыльца у покосившегося дома, один из водителей нашей части решил выделить просителям оставшийся в кузове его машины бетон, примерно с полкубометра. Когда он постучал в окно, старый дед уже спал, а старуха сказала, чтобы шофер вывалил бетон у крыльца, что он и сделал. К утру, конечно, бетон схватился. Поскольку никакой финансовой выгоды солдат от этого не имел (такие были тогда нравы), то мы его не наказали. Однако заставили выдолбить схватившийся бетон и поправить крыльцо. «Позорить Красную Армию, — как выразился дед, — не позволили».

После окончания дороги на аэродроме нашей роте были поручены работы по одному из торцов ВПП, рулежным дорожкам и по водоотводному коллектору. Технология производства их была освоена, и без особых затруднений все задания выполнялись в установленные сроки. Единственно, что хотелось бы заметить, нагорный водоотводный коллектор необходимо было сделать в первую очередь, а затем начинать бетонную полосу, поскольку из-за обводнения основания ВПП впоследствии часть плит в зимний период потрескалась и вздыбилась. Несколько забегая вперед отмечу, что зимой 1956—1957 гг. мне поручили возведение комплекса хранилища топлива для самолетов и пятикилометровой подъездной железнодорожной ветки к нему, которые были сданы также вовремя.

В марте 1956 года нам определили задание по строительству части автодороги к хранилищам специальных авиационных боеприпасов. Для этого роту в полном составе вывезли по зимнику на холм среди болот, где мы поселились в палатках. Трасса проходила по нехоженой тайге через болота и торфяники глубиной до пяти метров. Сначала вдоль трассы делали колейную лежневку из круглого леса с разъездами, мостами и трубами, производили выторфовку на основной трассе, а потом с лежневки отсыпали песчаное полотно и делали основание под бетонное покрытие основной дороги. Бетон укладывали одновременно с обоих концов дорожного полотна.

Кроме 4 ОАСП, на устройстве дороги был задействован прибывший специально для этого 12 ОАСП полковника Н.С. Майдана. Для нас, молодых офицеров, работа под командованием таких опытных руководителей, как Тихонов, Гордон и Майдан, являлась хорошей профессиональной школой. Полковник Тихонов на вид был очень важный и недоступный, но когда речь шла о каких-то тонкостях аэродромного строительства, можно сказать даже секретах профессии, тут его русская душа раскрывалась полностью. Он мог часами беседовать, передавая свой практический опыт молодежи. Эрудированности его можно было позавидовать. Молодым офицерам он откровенно симпатизировал и помогал преодолевать трудности службы. Полковник Майдан, кроме строительства аэродромов, отличался знанием возведения объемных защитных сооружений. На специальных занятиях, которые проводились по плану командирской подготовки, он делился опытом строительства хранилищ ядерных боеприпасов и защищенных командных пунктов. Подполковник Гордон, главный инженер полка, больше внимания уделял технической стороне дела: правильной геодезической разбивке, отметкам и готовности фронта работ, в том числе опалубки и арматуры при укладке бетона. Он любил задавать вопросы по ходу дела на предмет определения уровня технической подготовки, но я не припомню случая, чтобы он кого-нибудь унизил или оскорбил за пробелы в знаниях. Скорее этим он напоминал лишний раз, что нужно постоянно освежать память и пополнять знания по технологии строительного производства. Добрые воспоминания остались от общения с инженерной службой полка, в частности со старшим лейтенантом В. Гусевым, с которым нас помимо служебных обязанностей связывало неравнодушное отношение к шахматам. Приемку работ осуществляло УКАС ВВС Северного флота, руководимое полковником С.Н. Острогиным, умевшим найти подход к людям, чтобы объемы работ выполнялись вовремя и с хорошим качеством. Непосредственно с нами от УКАС работал инспектор капитан А.П. Мнацаканян. Мне он запомнился, помимо четкого знания норм и правил приемки работ, неистощимым юмором и доброжелательностью.

Нормальный ход событий в этот период омрачился необычным происшествием. Трасса дороги проходила через полигон, видимо, времен войны, предназначенного для бомбометания с самолетов, поскольку солдатами было обнаружено несколько учебных бетонных бомб без начинки взрывчаткой, с не сработавшими взрывателями. Мне удалось конфисковать взрыватели и уничтожить их, но все-таки солдаты один утаили, и он оказался в руках у рядового Лихачева. Пытливый «экспериментатор» решил самостоятельно опробовать, как «бабахнет» и, поставив взрыватель за колесоотбойное бревно на деревянном мосту, начал со всей силой колотить по нему здоровенной дубиной. Последовал взрыв, в результате которого любитель острых ощущений на месяц оглох, кроме того, ему в лицо и шею вонзилось с полсотни еловых заноз, над вытаскиванием которых врачи потрудились не одни сутки. На удивление не пострадали глаза. Через месяц рядовой Лихачев продолжил службу в роте.

В середине мая на трассе строящейся в тайге дороги побывал новый командующий Северным военным округом генерал-полковник А.Т. Стученко. Он проехал от аэродрома несколько километров в самый конец лежневки, где трудился личный состав роты, и остановил машину. Как положено, я ему представился, доложив о том, чем занимается личный состав.

— Значит, работаете на самом острие движущейся вперед колонны? — констатировал он.

Я ответил, что кто-то должен в любом случае быть впереди.

— Не просто кто-то, а кому больше всех доверяют, ведь от вас зависит и темп движения, и общий успех, — поправил генерал.

Командующий поинтересовался, какие задачи поставлены перед подразделением, сроки их выполнения, чем вызвано, что я командую ротой, имея академическое образование, и почему до сих пор старший лейтенант. Спросил также, много ли взысканий. Я ответил, что срок достичь последний пикет дороги — 5 июня, для чего имеется все необходимое. Ротой командую второй год, что принял отстающее подразделение по рекомендации командира, но по собственному желанию, чтобы не миновать важного этапа в службе. К сожалению, взыскания имею, но стараюсь выправить положение, чтобы не было вопросов ко времени присвоения очередного воинского звания. После моего ответа, он выслушал доклад командира батальона, его мнение о моей работе, службе и дал ему указание подготовить представление на меня к очередному воинскому званию «капитан». После выполнения задания в июне мне вручили золотые погоны с четырьмя звездочками. Через некоторое время, после завершения первой очереди аэродромного комплекса, меня удостоили знака «Отличник военного строительства». Было приятно, что исходило это от командующего войсками округа.

Иногда нам позволяли и расслабиться. Поскольку в 1955 году я не отдыхал, в следующем, 1956-м, мне был представлен, в том числе и за хорошую работу, летний отпуск. Предварительно договорившись с московскими друзьями, мы направились в Крым, где в течение месяца я отогревался после морозов и метелей да отвыкал от укусов мошек и комаров. Но, когда привыкнешь к северным условиям, они становятся не такими уж тягостными, и после отдыха я вернулся к исполнению своих служебных обязанностей с новыми силами и охотой.

В зимний период в аэродромно-строительных частях велась подготовка к летнему сезону: осуществлялись прием на железнодорожной станции и перевозка оттуда на базы снабжения основных материалов, производился ремонт машин и механизмов, повсеместно проходила техническая и боевая учеба личного состава. Словом, коллектив нацеливался на то, чтобы закрепить в новом году передовые позиции, завоеванные с большим трудом в соревновании между частями гарнизона.

В январе 1957 года в самый разгар учебных занятий был получен приказ о передислокации батальона на новое место для выполнения особого задания. Таким образом закончился первый этап моей службы в ЦУКАСе. За два с половиной года было освоено много видов производственных процессов, охватывающих почти весь спектр аэродромного строительства. Помимо автомобильных и железных дорог, мостов и труб, взлетно-посадочных полос, рулежных дорожек и мест стоянок для самолетов, коллекторов и дренажей различного назначения, на моем личном счете, можно сказать, числится также полный комплекс огромного хранилища ГСМ с насосными, резервуарами, казематами, котельной, коммуникациями к ним. Все это возводилось, укладывалось, монтировалась, проверялось, вводилось в эксплуатацию при моем непосредственном участии, руками, конечно же, вверенных мне людей. И, что очень важно, во всех случаях работы велись в непростых климатических и гидрогеологических условиях, очень интенсивно и результативно.

Первый год службы, в течение которого удалось постичь премудрости сложных «взаимоотношений» с проектно-технической документацией, сметами и всем экономическим блоком вопросов, производственными журналами, различными актами, справками, отчетами по табелю срочных донесений и т.п., я прошел в качестве инженера батальона. Особенно много было дел по подготовке документации к работе государственной комиссии. К сожалению, в академии нам такого курса не преподавали. Затем полтора года, оказавшимися самыми трудными, я служил в должности командира роты. Третьим важным периодом считаю приобщение к самостоятельной работе в отрыве от части, что требовало особого напряжения душевных и физических сил. Мне пришлось самому, без советов и подсказок все заранее продумывать для выполнения поставленных задач, надлежащим образом готовить личный состав, предусматривать его обеспечение всем необходимым до мелочей — от обмундирования до полного комплекта инструмента и технического оснащения, а главное ставить на новый уровень отношение к делу, когда приходилось за все отвечать лично. Впрочем, я погрешил бы против истины, если бы не сказал о том, что первые шаги, лейтенантские, первые испытания на самостоятельность безусловно проходили под неослабным вниманием непосредственных командиров, руководителей строек, которые щедро делились своим опытом, поддерживали молодую инициативу, являлись для начинающих офицеров, как правило, примером в исполнении служебного долга. Были, конечно, и неприятные моменты в жизни и службе, видимо по молодости, по неопытности. В дальнейшем старался этого избежать.

Вот, с таким настроением и производственным багажом, пригодившимся впоследствии для службы и жизни, меня переводили на новый объект.

Воспроизведя в памяти былое, я с благодарностью вспоминаю своих первых сослуживцев и командиров, офицеров и солдат, которые в суровых условиях Урала и Севера отдавали свой воинский долг, укрепляя оборонную мощь нашей Родины. Вспоминаю также, как вехи прожитых лет и сделанной важной работы, возведенные армейскими товарищами и мною наши военные аэродромы.

Г.М. ПИТАЛЕВ